Она искала объяснения, которое могло бы спасти ее достоинство, но как оправдаться, если тебя застали там, где тебе вообще не следовало быть. В его спальне!

— Я не хотела вас беспокоить, — пробормотала Элизабет.

— Какое это беспокойство.

Отвечая, он закатал рукава рубашки, обнажив сильные руки, покрытые густыми, мягкими на вид, темными волосами. Он выглядит необычайно мужественным, невольно отметила Элизабет, и потом, это исходящее от него ощущение силы… Внезапно ею овладела слабость.

Он поднял голову и перехватил ее взгляд. Элизабет устыдилась своего любопытства и того, что была поймана на месте преступления.

— А где же еще быть жене в свадебную ночь, как не с мужем? — Он улыбнулся своей дьявольской улыбкой. — Если бы я знал, что вы меня ждете, я бы давно был здесь!

Она задохнулась, подумать только, он решил!..

— Вы ошибаетесь.

— Неужели? В чем?

Чтоб ему пусто было! Как он смеет с нею шутить? Элизабет не знала что и подумать.

— Мне следует извиниться перед вами, — наконец нашлась она. — Боюсь, я проявила чрезмерное любопытство.

— Видимо, так. А ваша комната — она вам нравится?

Элизабет молча кивнула.

— Если что не так, вы можете ее переделать по своему вкусу.

— Ни в коем случае! Она очень хороша.

Его лицо выразило изумление, словно он не ожидал такого ответа.

Воцарилось молчание, а вместе с ним возникло напряжение. Элизабет взглянула на дверь, соединяющую их комнаты. Морган поймал ее взгляд; он стоял как раз посередине между нею и дверью, преграждая ей путь к спасению. Его губы изогнулись в чуть заметной усмешке.

— Вы торопитесь уйти, Элизабет?

— Да… Я очень устала, — запинаясь, ответила она.

— Ну что вы, Элизабет, теперь мы с вами муж и жена и наконец остались одни.

Он уже не улыбался, а смеялся над ней, и в Элизабет проснулась гордость.

— Вы прекрасно знаете, что я не за тем пришла к вам в комнату, чтобы предлагать себя!

Морган сделал шаг вперед.

— Тем не менее мы с вами сегодня приняли на себя брачный обет. И хочу вам напомнить, Элизабет, что, как муж, я могу без вашего разрешения воспользоваться своими законными супружескими правами.

Чудовище! Как он смеет ей напоминать? Его прозаичные слова были для нее хуже пощечины.

— И вы готовы на это пойти? — спросила она презрительно и гордо, подняв подбородок.

— А вы согласны? — тут же отпарировал он.

— Ни в коем случае.

Только сейчас Элизабет осознала, каким резким был ее тон. Она допустила серьезную ошибку, и подтверждением тому было напряженное выражение на его лице.

— А если я буду настаивать?

— Я очень надеюсь, что вы не пойдете на такой шаг.

На этот раз ее голос был умоляющим, как и ее лицо.

Морган не слушал ее и подступил еще ближе; его взгляд блуждал по ее фигуре и остановился на груди. Только тут Элизабет заметила, что ее пеньюар распахнулся.

Она стянула края пеньюара, ее сердце билось так стремительно, что, казалось, вот-вот разорвется.

— Вы говорили, что наш брак будет соглашением. — Она задыхалась. — Деловой сделкой. Я не вижу причин ее нарушать.

— Значит, фиктивный брак? — Да…

— Понятно. Тогда ответьте, почему вам нравятся мои поцелуи?

— Не правда! — мгновенно опровергла она.

— Нет правда!

Он мигом очутился рядом и, схватив ее за руки, крепко прижал к себе; его рот оказался в опасной близости от ее губ.

— И я готов это снова доказать. И он доказал.

Сначала Элизабет держала губы плотно сжатыми, но его рот был таким настойчивым и ласковым, таким умелым и терпеливым, что от ее сопротивления не осталось и следа, как будто его никогда и не было.

Он был прав: ей нравились его поцелуи.

Ее разум протестовал, а чувства просыпались и расцветали вопреки запретам. Морган не требовал, он убеждал искусным прикосновением теплых губ. Элизабет уже не сопротивлялась неге, охватившей ее тело, и желала только одного: чтобы поцелуй длился бесконечно.

Но почему? Почему ее сердце билось так сильно, что готово было выскочить из груди? Мучительное, непонятное чувство искало и не находило выхода. Никогда она не испытывала ничего подобного с Натаниелем. Никогда! В глубине души она ужасалась своей беспомощности в объятиях этого человека.

«Человека, который теперь стал твоим мужем», — подсказал ей внутренний голос. И все равно ей было стыдно, она терзалась угрызениями совести, что брат Натаниеля пробуждал в ней такие чувства.

Тем временем проворные пальцы проникли под пеньюар, действуя с упорной настойчивостью. Их прикосновение было таким же смелым и дерзким, как их хозяин, и ее грудь, не знавшая прежде мужских рук, легла на его ладонь.