Антракт наступил неожиданно скоро, и вместе с остальной публикой они вышли в фойе, где находился буфет с прохладительными напитками. Морган принес бокал вина, но только для нее и ничего для себя; Элизабет уже заметила, что он не пьет вина или крепких напитков.

Морган подал ей бокал, не коснувшись ее пальцев.

— Кто бы мог подумать, что вы настоящая ценительница оперы, — заметил он.

И вновь она еле сдержалась. «Как вы можете?»— чуть не вырвалось у нее. Но вместо этого она с преувеличенной скромностью объяснила:

— Отец очень любил оперу. Когда мы бывали в Лондоне, то не пропускали почти ни одного спектакля.

— Вы были очень близки с вашим отцом?

— Очень, — ответила Элизабет, и улыбка исчезла с ее лица.

Несколько супружеских пар подошли поздороваться с ними. Ярко блестели драгоценности, в воздухе мешались ароматы духов и одеколона, стоял гул голосов. От Элизабет не ускользнули открыто восхищенные взгляды, которые на нее бросали мужчины. Морган словно ничего не замечал. Что же касалось дам, то они были преувеличенно любезны и щебетали о новых модах и предстоящих балах и спектаклях, которые ей обязательно понравятся.

Не успела от них отойти последняя пара, как Морган склонился к ее уху и шепнул:

— Представители бостонской аристократии.

— Вот как, — очень серьезно отозвалась Элизабет и тут же, не сдержавшись, улыбнулась. — Правда, весьма кичливые особы?

Их глаза встретились. Она прочла в его взгляде изумление и другое, пока непонятное ей чувство, и ее охватила радостная легкость.

Как раз в этот момент за его спиной она увидела темноволосую женщину, которая, не таясь, смотрела на Моргана. В алом атласном платье с низким, почти вызывающим декольте, она была красива необычной броской красотой. Но даже на расстоянии Элизабет видела недовольное выражение ее поджатого яркого рта.

— Эта женщина смотрит на вас, будто готова растерзать, — шутливо заметила Элизабет. — Вы с ней знакомы?

Морган обернулся и проследил за взглядом Элизабет.

— Да, — коротко подтвердил он. — Но вас она не должна интересовать.

Тонкая нить, только что связывавшая их, оборвалась. Элизабет почувствовала легкую тошноту и головокружение. Она догадалась…

Красавица была любовницей Моргана.

А когда женщина обожгла ее злым взглядом, а затем повернулась к ним спиной, Элизабет уже больше не сомневалась.

Спектакль потерял для нее всякую прелесть, ею овладела безысходность, будущее рисовалось в черных красках. Остаток вечера она провела, терзаясь тоской. Они уже подъезжали к дому, когда она обратилась к Моргану.

— Мне не нравится моя новая комната рядом с вашей, — объявила она. — Я хочу жить в прежней комнате.

Взглянув на его жесткий профиль, Элизабет поняла, что сделала ошибку: Морган не уступит.

— Об этом не может быть и речи, — отрезал он.

— Почему?

Она бросала ему вызов с дерзким пренебрежением, которого в действительности не испытывала.

Он резко повернулся к ней с яростью на лице, и она в страхе отшатнулась.

— Потому что пойдут разговоры среди прислуги, а потом и в городе. Я больше не потерплю никаких сплетен о нас с вами, так и знайте.

Элизабет не верила своим ушам.

— Сплетни! — вырвалось у нее. — А как насчет вас? Думаете, прислуга не знает, как поздно вы возвращаетесь домой? Что вы не спите в своей постели?

— У меня создалось впечатление, что вам все равно, в чьей постели я сплю, лишь бы не в вашей.

Элизабет не нашлась сразу, что ответить. Как жестоко он умел ее уязвить! Как безжалостно унизить!

— Смею ли я предположить, Элизабет, что вам одиноко в вашей девичьей постели? Но ведь не я, а вы не захотели иметь со мной никакого дела.

— Наш брак с вами фарс, и я не вижу причин его продолжать. — Элизабет уже не могла остановиться. — Поэтому так и знайте: я переезжаю в прежнюю комнату!

Его руки легли ей на плечи, он притянул ее к себе так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Его глаза, казалось, светились в полумраке.

— У каждого из нас будет своя отдельная жизнь, Элизабет. Но вы останетесь в новой комнате рядом с моей.

— Тогда я требую, чтобы на дверь между нашими комнатами поставили замок! — выкрикнула она в отчаянии от его власти над ней, в отчаянии от разбитой жизни.

Она стремилась вырваться на свободу, но у него была железная хватка. Даже в неясном свете она видела его упрямо сжатые челюсти, а когда он заговорил, в его голосе звучала с трудом сдерживаемая ярость:

Давайте поговорим откровенно, Элизабет. Я не позволю, чтобы в моем собственном доме кто-то запирал от меня дверь. Кроме того, мне кажется, мы уже выяснили этот вопрос. Если бы я захотел, никакой замок не помешал бы мне войти к вам в комнату.