Шрифт:
Положила кусочек в рот, потом ещё один. Проснулся аппетит. Съела всё.
Поблагодарила коротким «спасибо», выпила чай.
Георгий молча наблюдал за всеми её действиями.
— Из Москвы? — начал допрос.
Утвердительно кивнула головой.
— Живёшь с родителями?
— Нет. — Одна?
— С подругой. Комнату снимаем.
— Розовые что ли? — хмыкнул мужчина. Юля гневно зыркнула на него и отрицательно покачала головой.
— Родители где живут?
— Их нет.
— Детдомовская?
— Нет.
— Где родители? — раздражаясь от того, что приходится вытягивать каждое слово, допытывался он.
— Нет их… — подумала, добавила, — Развелись, когда маленькой была. А мама… — тут Юля непроизвольно, судорожно всхлипнула, спазм сжал горло, — Мама погибла. Выпала, когда мыла окно, — договорила уже сдавленным шепотом.
По лицу мужчины пробежала гримаса, он отвёл глаза, выпрямился. Помолчал.
— Ты совершеннолетняя? — девушка выглядела совсем юной, могла оказаться старшеклассницей.
— Да. Конечно… Мне двадцать пять. Исполнилось…
— Родственники есть?
— Далеко. Бабушка, тётя, сестра…двоюродная. Маша…
— Маша? С которой вы сейчас вместе были?
Кивнула.
— Она не поехала с тобой сегодня. Почему?
— Они все в другом городе живут. На днях улетит. У неё билет есть.
— А у тебя?
— Нет.
— Как ты собиралась вернуться?
— Хоть как…Как получится… Только скорей бы…
Он зло рассмеялся:
— Теперь скоро не получится. Поспешишь — людей насмешишь, правильно?
Кивнула. Слёзы предательски подступили к глазам, опустила голову ещё ниже, чтоб скрыть их.
Он резко подошёл к ней, присел на корточки, накрыл её ладошку своей и заглянул в лицо. Юля отшатнулась и отвела глаза.
Выпрямился, походил по комнате. Ровным голосом без признаков раздраженья произнёс:
— Помой посуду. Кухня там.
Маленькая кухня, старая мебель, окно со старыми вышитыми занавесками до подоконника.
В кране есть горячая вода. Есть газовая плита и дровяная печь… На кухне тепло. Набор ножей… Большие, средние, маленькие…Острые…Хорошо заточенные.
Если… ударить его таким, то…То?
Тогда он размажет её по стенке… Разве она справится? Если бы была большой и сильной, тогда её ненависти хватило бы на такой удар.
Вскипятить воду — и облить? И бежать, пока он будет корчится от боли?
Нет… Ещё более безумная и опасная идея.
Затаиться, смириться, усыпить бдительность, улучшить момент и сбежать.
А такой момент всё равно случится! Это существование не может надолго стать её реальностью.
Похоже, что пока он не собирается её убивать. Наверно… Не разозлить бы только его…
Георгий искоса наблюдает за своей пленницей, следит за её взглядом: ножи, вода, огонь, дверь…
Усмехается. Кажется, он прочитал все родившиеся в её голове мысли.
— Можешь пока находиться в здесь, в этой комнате. Тут тепло, согреешься, — подозрительно по-доброму предлагает он.
Здесь? С ним?
От одного его присутствия в Юле застывает кровь и сковывает дыханье от ненависти, от отвращения. Решительно мотает головой:
— Можно, я лучше туда — в подвал?
Мужчина на пару секунд закрывает глаза и отвечает: «Иди».
В «её» комнате холодно и полумрак, пахнет сыростью и мышами.
Но здесь она чувствует себя более безопасно и не выворачивает от страха, при столкновении с его пристальным взглядом. Изучающим взглядом хладнокровного зверя.
Глава 7
Ночь прошла спокойно, хотя Юля долго не могла заснуть и с тревогой задерживала дыханье, когда тяжёлые шаги человека наверху, приближались к её комнате.
Поздно ночью движенье прекратилось, и она заснула.
Спала одетой, туго стянув джинсы на талии ремнём.
Проснулась и резко села в кровати от звука отодвигаемого засова на двери. Георг, стоя на пороге, скомандовал:
— Собирайся. Через пять минут — будь наверху.
Сердце заколотилось, ладошки вспотели. Сейчас что-то произойдёт, он что-то решил. Торопится.
Жестом пригласил за накрытый стол.
С кислой гримасой рассмотрел её и заявил: «Подкрась глаза, губы. Страшная — на смерть похожа!»
Юля от удивления приоткрыла рот.