— Мама, познакомься, это мой спаситель и гость — Аскольд Сидоров! — проговорил мальчонка, указав на меня, когда я замер в полутора метрах от матери и сына Морозовых. Рядом стояли два охранника, не спускавшие с меня глаз.

— К вашим услугам, боярыня, — поклонился я с полуулыбкой и с интересом воззрился на регента рода.

Рост выше среднего — с учётом небольшого каблука сто семьдесят пять сантиметров. Исходя из пропорций тела, я мог бы назвать её длинноногой. Притом помимо длины ног она могла похвастаться и фигурой: соблазнительными бёдрами и не самой маленькой грудью, с учётом всех слоёв одежды охват которой, навскидку, составлял девяносто восемь сантиметров. Но за счёт узкой талии её фигура напоминала песочные часы — есть в этом мире такой архаичный прибор для измерения времени.

— Рада приветствовать вас в нашем доме, Аскольд, — окинув меня оценивающим взглядом, она едва заметно улыбнулась пухлыми губами. Правильные черты лица и чуть заострённый подбородок, на котором справа была небольшая тёмная родинка, вместе со светлой кожей складывались в гармоничную картину. Каштановый цвет волнистых волос ей очень шёл. — Меня зовут Екатерина Алексеевна Морозова, я регент боярского рода Морозовых. А с моим единственным сыном и несовершеннолетним главой рода — Никитой Всеволодовичем Морозовым, вы, полагаю, уже знакомы.

— Именно так, — кивнул я. — С Никитой Всеволодовичем я имел откровенную беседу по пути в вашу усадьбу.

— Мама, Аскольд, пойдёмте в столовую. Нам надо подкрепиться после дороги. Я хочу чай и что-нибудь сладкое, — боярин схватил мать за руку, а меня за рукав и потащил нас в особняк.

— Я хотела, чтобы тебя осмотрел врач! — попыталась возразить мать.

— Со мной всё в порядке мама! Я совершенно не пострадал. А вот в Аскольда стреляли из пистолета, когда он закрыл меня своим телом!

— Да? — округлила глаза боярыня и повернулась ко мне. — Вы ведь не ранены?

— Я успел активировать покров, — ответил я невозмутимо. Никита уже отпустил мой рукав, так что я спокойно шёл чуть позади семейства Морозовых.

На крыльце особняка нас встречал старик-дворецкий с окладистой бородой. Выглядел он лет на двадцать старше дворецкого в московском имении Оболенских. Он и проводил нас в столовую, сообщив, что скоро подадут ужин.

Прямоугольный стол мог уместить человек двадцать, однако нас было лишь трое. Никита сел во главе стола, а мы с его матерью разместились по обе стороны от мальчика, друг напротив друга.

— Как же я волновалась, — пробормотала Екатерина Алексеевна, погладив ладошку сына. — Ты даже не представляешь…

— Прости, мам, — тихо проговорил мальчик. — Такого больше не повторится.

— Аскольд, — продолжая сжимать руку сына, обратилась ко мне женщина. — Я бесконечно благодарна вам. Я обязана вам жизнью. Скажите, как я могу вас отблагодарить?

Глядя в её искренние карие глаза, я честно ответил:

— При всём уважении, Екатерина Алексеевна, я вступился за Никиту не ради награды.

— Мне приятно это слышать, — улыбнулась она, — но всё же за достойные поступки нужно награждать.

— Счастливая встреча матери и её ребёнка — лучшая награда для меня, — улыбнулся я.

Она перевела взгляд на сына, внимательно слушавшего наш разговор, затем снова посмотрела на меня.

— Хорошо, — кивнула Екатерина Алексеевна, — я сама решу, как вас наградить.

В столовую вошли две служанки, одна из которых катила сервировочный столик. Вдвоём они ловко накрыли на стол, поклонились и удалились.

— Антон, закрой, пожалуйста, двери, — подал голос Никита, обращаясь к дворецкому, который стоял возле дверей снаружи.

Боярыня удивлённо посмотрела на сына, но ничего не сказала.

— Приятного аппетита, — пожелала она, и мы принялись за еду.

Какое наслаждение — ужинать в доме, где отменно готовят! Рябчик — так назвала поданную на стол птицу Морозова, выдался просто отменным. Гедонистическая часть моей натуры была в восторге от еды, которая попадала мне на язык. Я с трудом удерживался от того, чтобы не облизать тарелку, в то время как сама боярыня и её сын аккуратно ковырялись в своих. Причём Никите подали только чай и десерт.

— Ты точно не хочешь есть? — заботливо спросила у ребёнка мать.

— Нет, — отозвался он, перестав мучить яблочный пирог и отодвинув тарелку в сторону. — Только чай.

— Хорошо, — не стала настаивать Морозова.

— Мы ведь поели с Мишей в кафе, — вздохнул мальчонка. — А потом… потом я сбежал. Прости, мам…

— Ничего-ничего. Но больше так не делай, — она погладила сына по волосам. — Но, мальчик мой, почему ты решил сбежать от Глеба и охраны? Я ведь говорила тебе, что нельзя так делать. Да ты и сам это прекрасно знаешь.