Каким-то образом ее спокойные, консервативные родители начали свою семейную жизнь в общине хиппи. Как мог ее отец, дьякон в своей церкви и человек, который носил носки вместе с сандалиями, практиковать свободную любовь? А его жена, которая слушала Джуди Гарленд и до 1988 года утверждала, что брюки «просто не подобает леди», жила посреди леса и позволяла своему мужу заниматься сексом с другими женщинами.

И в той эпохе любви, наркотиков и общественного садоводства появилась Ханна.

Она медленно повернула в сторону коттеджа.

История с общиной имела смысл… отдельно от того факта, что она знала своих родителей. Она не могла представить их частью общины, отвергающие социальное движение, но, возможно, именно поэтому они никогда не рассказывали об этом никому. Люди в Айове не поняли бы этого. Ханна тоже не поняла.

В то время они оба, должно быть, были потерянными душами. Оба выросшие без родителей. Одному Богу известно, что довелось пережить Дороти в старомодном сиротском приюте в детстве. А ее отец с раннего детства сам себя содержал. Ханна не могла себе представить, как они оба были вовлечены в контркультуру в течение нескольких лет.

Она добралась до поляны, о которой упоминал Такер. Грунтовая дорога изгибалась вокруг луга, который не привлек ее внимания во время въезда. Вечером здесь, должно быть, было темнее, но в лучах позднего утреннего солнца высокая трава сияла как изумрудно-зеленые драгоценные камни в тени секвой. Несколько крошечных деревьев начали расти по краям травы, смягчая то, что когда-то было прямоугольником расчищенной земли.

У нас было почти два акра сада.

У Ханны подкосились колени.

Мы все помогали друг другу.

Она медленно погрузилась в волны травы, когда слова матери подтвердили правду. Дороти говорила об этом месте. О совместной работе всех женщин и детей, уходе за этой землей, кормлении общины. А потом они ушли, а мать Ханны осталась.

Улыбка дрожала на ее губах, даже когда пред глазами все поплыло от слез. Она не могла представить себе здесь Смитов. Она вообще не могла себе этого представить. Но она ясно представляла свою биологическую мать. Ее загорелые руки обнажились на солнце. Длинные черные волосы скользили по ее спине, когда она наклонилась, чтобы вырвать сорняк из земли. Цветастая юбка завязана узлом над коленями, чтобы не мешала работать. Женщина откинула голову назад, смеясь и радуясь, солнце осветило линию ее щеки. Но Ханна не могла разглядеть ее лица. Пока нет.

Ханна родилась в этом диком месте у этой женщины. Она была зачата из любви или похоти, или из желания создать лучший, новый мир. Ее мать была женщиной, которая хотела чего-то большего, чем то, ради чего ее растили. Так же, как и Ханна. Может быть, она и убегала от чего-то, но она нашла место и идею, по крайней мере, ненадолго.

И теперь Ханна сделала то же самое. Если она убегала от скучной жестокости, наблюдая, как умирает Дороти Смит, то она, по крайней мере, нашла это место.

Она поступила правильно, приехав сюда, что бы там ни думали ее сестры.

Она на мгновение вцепилась в траву, закрыла глаза и почувствовала под коленями землю. Даже если эта экспериментальная поездка провалилась, она чувствовала себя вправе знать, откуда она пришла в этот мир. Тут она чувствовала себя гораздо лучше, чем когда-либо, живя в Косвэлле, штат Айова. Стоя на коленях, Ханна чувствовала себя так, словно сбросила жесткий, неудобный костюм, который носила всю свою жизнь, и теперь она была обнажена в своей собственной коже впервые.

Ее матери-хиппи это наверняка понравится.

Сказав себе, что желание, пробежаться голышом по лугу, придет позже, если вообще придет, Ханна встала и пошла по траве, пока не дошла до середины луга. Она посмотрела на небо, где, между густыми облаками, лениво светило солнце. Она шарила ботинками по земле вокруг себя, проверяя, есть ли здесь еще садовые борозды. Но земля была гладкой.

Деревья поменьше образовывали дальнюю линию леса, и когда Ханна заметила ровное расстояние между стволами, то направилась туда. И действительно, когда она подошла ближе, носок ее ботинка зацепился за мокрое старое яблоко. Фруктовые деревья отмечали эту границу сада.

Если бы семья Смитов не переехала в Айову, это была бы жизнь Ханны. Работать под солнцем в этом саду, собирать яблоки на обед, обсуждать социальную справедливость и неравенство. В жаркие дни тайком плескаться в реке голышом.

С другой стороны, она была не совсем «Мать Земли». Возможно, Биг-Сур был бы таким же удушающим, как Косвэлл. Здесь не было никаких цифр, которые можно было бы обрабатывать, не было панк-концертов, и она не видела никаких доказательств того, что вид на океан выявит ее заботливую сторону более эффективно, чем кукурузные оладьи.