— Довольно! — визгливо выкрикнул доктор и, вскочив к места, ринулся к двери. Но там его поджидал Билли, уже с револьвером в руке, и доктор, сразу же как-то обмякнув, отступил назад.

— Сядьте, месье, — велела Амалия.

Венедикт Людовикович сел, с ненавистью косясь на нее.

— Должен признаться, мадам, вы ловко все выдумали… — Теперь их разговор шел полностью на французском. — Вам нужен виновный — и вот он я, чужестранец, стало быть, уже поэтому подозрительный… Только не забывайте: вам придется объяснить, почему я должен был убить несчастного хироманта! Потому что у меня не было никакой причины убивать его!

— Нет, месье, — безмятежно отозвалась Амалия, — причина у вас как раз была. Дело в том, — тут она сделала паузу, — что маэстро Беренделли был женат на француженке и долгое время жил в Париже.

— И что из того? — в запальчивости спросил доктор.

— А вот что, — Амалия вздохнула. — Некоторые гости в ходе допросов вспомнили одну странную вещь. Когда вы прибыли на вечер, то были очень оживлены, но стоило явиться Беренделли, вы сразу же забеспокоились. Несколько раз пытались уйти, ссылаясь на какие-то выдуманные дела, а потом и вовсе запаниковали, когда Анна Владимировна чуть не посадила вас за стол рядом с хиромантом. Вы явно избегали его и старались даже не смотреть в его сторону. Да и он тоже не горел желанием общаться с вами. Спрашивается, почему? Да потому, месье, что он знал вашу тайну. Он жил во Франции, как вы; и именно в Париже, как вы. И наверняка узнал вас.

— Вздор! — вспыхнул доктор. — Сплошь ваши домыслы!

Амалия откинулась на спинку стула, обронив всего лишь два слова:

— Иерусалимская улица.

— Что? — Доктор был ошеломлен.

— Вы сказали, что на ней находится полицейское управление Парижа, — терпеливо пояснила Амалия. — Но видите ли, месье, это не так. Сейчас оно находится на набережной Ювелиров. — Тут Амалия сделала паузу, чтобы улыбнуться Билли. — Старое здание управления сгорело в дни печально известной Парижской коммуны. Вам неизвестно, где теперь находится управление, значит, вы не были в Париже после 1870 года. Почему? Вы преуспевающий человек, у вас нет отбоя от пациентов, и я никогда не поверю, что вы не тоскуете по родине. А дело в том, что вы просто не можете туда вернуться. — Амалия подалась вперед, ее глаза заискрились. — Вы ведь не можете, не правда ли? Потому что вас сразу же посадят в тюрьму, если узнают. И ваше имя не де Молине. Молине — небольшой город во Франции. Зовут вас, возможно, Венедикт Людовикович, то есть Бенуа, сын Луи… Ах да неважно, потому что при желании мы ведь можем установить вашу личность. А поскольку вы бывший коммунар и живете по подложным документам, то наши власти вполне способны выслать вас из страны. Ну так что, доктор? Вы скажете мне правду, или мне передавать дело следователю, который должен прибыть с минуты на минуту?

Доктор облизнул губы. Вид у него сразу же сделался постаревший и измученный.

— Хорошо, — выдохнул он. — Хорошо… Не надо следователя. Я все вам расскажу. Действительно… — медик на секунду умолк. — Да, я участвовал в коммуне. Я был молод… был наивен… Мне казалось, мы многого можем добиться. Но вы не видели, как ужасно все закончилось… Расстрелы на Пер-Лашез… крики казненных… я ведь был там, прятался… как последний трус… Никогда не смогу этого забыть, — тихо признался доктор. В глазах его стояли слезы. — Вы говорите, я не могу поехать во Францию… Могу, и мне все равно, что меня арестуют. Но я просто не хочу возвращаться в страну, о которой сохранил такие воспоминания. Это выше моих сил.

«Значит, вот почему он произнес те странные слова о сыне хозяев — что лохматый Митенька зря считает, будто революция — развлечение, — подумал Билли. — Ах, как права Амалия! Помнится, она как-то обмолвилась, что слова — великие предатели, они всегда говорят о человеке больше, чем он хочет сказать…»

— Вы были знакомы с Беренделли? — спросила Амалия.

— Да. Я был тогда помощником у врача, который лечил его душевнобольную мать, и он, конечно, запомнил меня. Вечером, как только вошел, маэстро окинул меня таким взглядом… Я сразу же понял, что он меня узнал. — Доктор поднял голову. — Но я не убивал его, мадам! Я не убийца, не для того я стал врачом!

Врет, помыслил Билли, покрепче сжимая рукоятку револьвера. Как пить дать, врет…

— Некоторые коммунары не слишком церемонились со своими противниками, — заметила Амалия. — Если Беренделли знал вас, то, может быть, вы и были тем убийцей, на которого он намекал перед смертью? Потому что, скажу вам откровенно, я не верю в хиромантию, астрологию и прочие псевдонауки. Маэстро Беренделли просто захотелось удивить присутствующих, и он бросил им намек на сенсационное разоблачение. Он знал, что один человек из сидевших за столом действительно является убийцей, но прочитал это не по ладони, о нет. Он просто знал. А кроме вас, ни с кем из присутствующих он прежде не встречался. И никто, кроме вас… — она покосилась на серьезное лицо Билли, который жадно внимал каждому ее слову, и осеклась.

Оловянные солдатики смотрели на доктора, как присяжные, уже приговорившие его к гильотине. Но де Молине только упрямо покачал головой.

— Я понимаю ход ваших мыслей, баронесса, и должен признать, что с точки зрения логики он безупречен. На моей стороне только правда, как бы она ни была неправдоподобна. Поверьте мне, она бывает и такой. А правда заключается в том, что, когда я оставил Беренделли в малой гостиной, он был жив, хотя и чувствовал себя не очень хорошо — очевидно, мышьяк уже начал действовать. И я не убивал его. Не пытался отравить, не пронзал кинжалом. Он поблагодарил меня и попросил уйти, и я ушел. Только и всего.

Амалия тяжело вздохнула.

— Хорошо, будь по-вашему, — внезапно произнесла молодая женщина. — Только скажите мне вот что. Мадемуазель Мезенцева вам нравится?

— Что? — Доктор ожидал чего угодно, только не такого вопроса.

— Она вам нравится? — повысила голос Амалия. — Вы находите ее красивой?

— Боже мой, мадам! — Доктор оторопел. — Нет, если вам угодно знать, я… Она довольно мила, но я не считаю ее красивой. У нее вполне обыкновенное лицо, хотя многие мужчины…

— Значит, она вам не нравится? — сухо спросила Амалия. — Благодарю вас. Это все, что я хотела узнать.