— Все хорошо? — спрашивает меня Паша, открывая входную дверь. Я киваю. Зашли в его квартиру. Павел включил свет. В прихожей у него подсветка такая интимная. Приглушенно все и маняще. И квартира красивая. Хоть и пустая практически: кроме обувницы, вешалки и зеркала у входа ничего.

Свои хоромы вспомнила — у меня там одних детских ботинок на полу сколько, хоть и составляю все. По две пары на сынулю и дочулю — чтоб чередовать. Одни потеплее, другие полегче, но с водонепроницаемой мембраной… Собирай не собирай — все равно запинаешься. А вещей — курточки, пальтишки, комбинезоны…

— Мороженка?

— А? Что, задумалась я? — лепечу неловко, устраиваясь в уголке. Надо же еще разуться. Шубу свою стянуть с себя. А Павел уже обувь, верхнюю одежду снял, прошел дальше и ждет меня.

На нем джинсы темные, тонкий кардиган. И опять под цвет глаз подходящий. Сидит хорошо по фигуре и смотрится приятно. Редко такие вещи мужчинам идут — нужно красивое тело, вот как у Паши.

— Раздевайся, проходи. Я за аптечкой. И кофе тебе сварю? — посмотрел на меня внимательно. — Будешь карамельный латте?

— А ты где мне такой сейчас достанешь? — вдруг рассмеялась я. И голос откуда-то появился.

— Приготовлю, — пожал плечами. — Но сначала аптечку достану.

Ушел куда-то в ванную. Вот придумал же с аптечкой этой! Павел всегда такой был, соображать умел быстро. Из тех людей, про которых в анекдоте говорится — если выучили только про блоху, про блоху и расскажут, и не важно, что спросили про рыбу, у которой очень кстати никаких блох нет.

Разулась, придумала, куда свои сапоги, с которых снег вовсю начал стаивать, пристроить. Начала раздеваться. А ведь и одета во что попало. В свитер с удобными брюками. Стыдоба да и только! На работе униформа у нас — цвета бежевого с шоколадным. С темно-малиновыми козырьком и фартуком. Красивая. Только и остается думать, чтоб руки в порядке были, ногти аккуратные. Макияж тут уж по настроению. Как же свезло мне, что настроение сегодня с утра было. А, может, и не свезло. Снег мокрый, тушь наверняка не сдюжила. Вот уж я наверное красавица!

Повернулась к зеркалу, да про макияж сразу забыла — мне ж работать еще завтра, а тут судя по всему, расцветает ярким цветом под глазом моим хороший фингал!

Птолемеев вернулся. Открыл аптечку, повернул меня к свету. Опять руки его у меня на плечах. Ладони большие, теплые. И хватка крепкая. Вот кто наверное никогда женщин тискать не стеснялся. Вспомнила Петра некстати. Что все лезут мысли о муже бывшем — не с кем сравнить больше? Он все осторожничал, присматривался — разрешат ему или нет? Решительности в бывшем муже мало. Если б не алкоголь, да друзья не свели — так бы может и не сложилось у нас ничего. Лешка хоть в меня больше — одна радость. Если то радость. Я ведь тоже человек нерешительный.

“С кого пример будет брать — таким и вырастет” — промелькнуло в мыслях. А с кого ему пример брать?

— Ой! — ойкнула, не сдержалась. Паша мне уже мои ссадины обрабатывал.

— Не должно щипать, — удивился. А что удивляться — кожу-то саднит все равно!

— Ты, Мороженка, нежная, оказывается! — опять смеется. Антисептик закрыл — завинтил крышечку, вату собрал. И тащит меня за руку, под локоть. — Пошли на кухню.

И я иду. А под его пальцами кожа огнем горит.

На кухне Паша готовит мне мой карамельный латте.

— У тебя и кофемашина здесь? — удивляюсь. Павел Птолемеев мне спокойно объясняет. Довольный — видимо, это приобретение его радует.

— Знаешь, всегда хотел. И вот — коллеги на работе подарили!

— Да ты что?! — искренне удивилась я, присаживаясь за стол. А потом вдруг спохватилась. Поднялась, и, пока Павел варил кофе, составила продукты, что он купил, в холодильник. Павел за мной молча проследил, улыбаясь.

— Мороженка, ты хозяйственная. Тебе сиропа побольше, или так — для запаха?

— Мне можно без сиропа, — отмахнулась я. — Мне сладостей хватает на работе!

— Вы их что там, хомячите по-тихому? — опять смеется.

— Да нет! — и вот я тоже уже опять смеюсь. Пока Паша не приближается, я могу разговаривать, шутить, дышать. Вести себя как нормальный человек. — Да насмотришься, коробки все пока примешь, товар разложишь, за весь день нафасуешься! Запах опять же! — жалуюсь я. Хотя в кондитерской мне больше нравится работать, чем в гипермаркете. Когда срочно работу искала — как-то пришлось. А там, конечно, коллектив зубастый. На словах. А на деле — терпилы все — опять же, одним словом.

Пашка, тем временем, приготовил эспрессо, нагрел и взбил молоко в капучинаторе, а потом просто осторожно налил взбитое в пену молоко в кофе по краю чашки. С высокими стеклянными стаканами и слоями в напитке он заморачиваться не стал. Ну что ж — итальянцы, например, так и пьют латте — в керамических чашках, как обычный кофе с молоком. Caffellatte. “Латте” переводится как “молоко”.

— А что ты, Паша? Расскажи хоть про себя! А то все обо мне да обо мне! — опять пытаюсь из себя нормальную строить. Как будто ситуация располагает. Только вот мы не в кафе, не на улице, а дома у него…