— Ради женщины с глазами как вечернее небо стоит отправиться в плавание. Мое судно поднимало якорь для куда менее стоящих вещей. Мужчины выходят в море по разным причинам: ради золота, ради приключений, убегая от прошлого или надеясь обрести новое будущее. А вот я это делаю по одной-единственной причине: потому что люблю это дело. — Взор Квейна устремился куда-то далеко, за пределы каюты. — Я выхожу в море, потому что оно меняет цвет каждый день, а ветер то хлещет, то ластится к тебе. Выхожу, потому что во мне больше соли, чем крови, и моя душа никогда не сходит вместе со мной на берег. — Взгляд капитана вернулся в каюту и остановился на Джеке. — Я пойду на Ларн, приятель. Ради прекрасной женщины, из любви к морю и еще потому, что моряк не может знать места как следует, пока не побывает там трижды.

Сердце Джека громко стучало. Капитан говорил с таким чувством, что нельзя было не проникнуться его словами. Джек чувствовал зов моря, тот самый, о котором говорил Квейн, хотя на корабле оказался впервые в жизни. Он поспешно допил свой ром. Чудеса, да и только.

— Когда мы отплываем? — спросил Таул.

— А когда надо?

— Завтра, как рассветет.

— Завтра на рассвете не будет прилива, парень, — улыбнулся капитан. — Нынче вечером или никогда.

Джек с Таулом переглянулись — на это они и не надеялись.

— Не знаю, как вас благодарить, капитан, — сказал Таул.

— У меня на этот счет найдется пара мыслишек, — заверил капитан. — Начнем с того, что в трюме у меня полно шелка, и мы не тронемся с места, пока не разгрузим его. Потом надо будет запасти провизии — и, само собой, рому. Поскольку вас на этот раз двое, мне не придется оставлять кока на берегу, но лишние руки ему не помешают.

— А как же Хват? — спросил Джек у Таула.

— Он останется здесь. Ларн — не место для ребенка. У нас сейчас нет денег, чтобы заплатить вам, капитан, но, я полагаю, наш юный друг наберет достаточно к нашему возвращению. А если не наберет, я отдам вам все, что у нас есть, двух наших лошадей и вексель в придачу.

— Значит, Старик на этот раз не расщедрился? — Таул покачал головой. — Вот и хорошо. Так оно мне больше по вкусу. Не то чтобы я имел что-то против Старика, нет. Просто мне спокойнее, когда руль в моих руках, а кошелек — в твоих. — Капитан открыл дверь. — Что будет у тебя, тем и расплатишься. Ты человек слова, Таул, и не захочешь оставить ребят с пустыми карманами.

— Попробовал бы я — они бы меня под килем протащили.

Таул и Джек, поочередно пожав руку капитану, вышли на палубу — им предстояло потрудиться не на шутку.

Тавалиск гонял лягушек. Его повар мастер Буньон недавно явился к нему с вопросом — от которой из них оторвать ножки. Тавалиск тут же выпустил лягушек на пол и устроил бега, пообещав съесть проигравшую в лимонно-чесночном соусе.

Ни одна из двух соперниц не желала состязаться — это так разозлило архиепископа, что он уже хотел раздавить самую сонную ногой, но тут вошел Гамил.

— Ты понимаешь что-нибудь в лягушках, Гамил?

— Лягушка есть бесхвостое земноводное, ваше преосвященство. — Со своего места у двери Гамил еще не видел упомянутых тварей. — Отличительная черта — длинные задние ноги. Водятся эти животные в сырых местах или у воды.

Шмяк!

— Угу, — сказал архиепископ. — Их также очень легко раздавить. — Он поманил секретаря к себе, и они вместе оглядели останки лягушки. — Ты совершенно прав, Гамил, — хвоста у нее нет.

Внезапная гибель товарки по несчастью заставила вторую лягушку пересмотреть свое поведение — она проскакала по полу, миновав и Гамила, и мастера Буньона, и укрылась под столом архиепископа.

— А ну-ка встань! — сказал Тавалиск секретарю, нырнувшему под стол за беглянкой. — Я хочу видеть хотя бы каплю достоинства в тех, кто мне служит. — Тавалиск понимал, что Гамил хотел ему угодить, но любил держать секретаря в состоянии растерянности, чтобы тот не забывался. — А ты чего стоишь? — гаркнул он на повара. — Соскреби раздавленную тварь с пола и приготовь мне.

— Так ведь ножки пропали, ваше преосвященство.

— Ну так взбей ее с яйцами. Запеки в пирог. Делай с ней что хочешь, но подай мне ее сей же час.

Как только за мастером Буньоном закрылась дверь, Гамил метнулся вперед.

— Нужно действовать, ваше преосвященство.

— Что там еще стряслось, Гамил? — простонал Тавалиск. — Рыцари взяли Марльс? Или Кайлок стал именовать себя богом?

— Нет, ваше преосвященство. Рыцарь вернулся в Рорн и, судя по всему, собирается отплыть на Ларн.

Шлеп-шлеп, послышалось из-под стола.

— Интересно. Когда он прибыл?

— Его заметили ночью в портовой таверне. Мальчишка карманник все еще с ним, но есть и третий — какой-то юноша. Утром они вместе отправились в гавань — и как нарочно судно «Чудаки-рыбаки» только что вернулось из Марльса. — Гамилу было явно не по себе — лоб его блестел от пота, и секретарь промокал его рукавом. — Надо помешать им отплыть из города, ваше преосвященство.

— Чего ради, Гамил? Какое нам дело до богом проклятого острова Ларна?