Его руки сжимаются вокруг меня плотным кольцом, и все его тело напрягается.

— Ой, — пищу я.

— Он мертв, — отрезает он. — Не поднимай этот вопрос снова.

— Блин, ладно.

Он расслабляется, и я думаю, что время для разговоров резко подошло к концу. Но Лаклэн удивляет меня, когда несколько минут спустя поясняет:

— Он умер совсем недавно, — говорит он. — А мой отец умер, когда мне было десять. Я о нем почти ничего не знал. Только то, что он обрюхатил мою мать мной, когда вернулся домой. Он отправлял ей деньги, чтобы мы держались на плаву, но вся его жизнь была здесь — в Синдикате. Мой дедушка заботился обо мне, когда я пришел сюда. И теперь Найл с парнями — моя семья. Это все, что тебе надо знать об этом.

— А как насчет твоей мамы?

— Мертва, — говорит он. — Умерла, когда мне было шестнадцать.

Утыкаюсь носом в сгиб его шеи, и впервые за долгое время чувствую близость с кем-то, кроме Талии и Скарлетт. Это то, что нас связывает. Он тоже сирота.

И, как и я, он сделал то, что должен был, чтобы выжить.

Замечаю медальон, висящий у него на груди, и мои пальцы двигаются вверх, чтобы коснуться его.

— Святой Антоний, — бормочу я.

Он не отвечает. Этот медальон что-то значит для него. Как и кулон в форме сердца, висящий на моей шее. Я не католичка, но мой отец был им, и достаточно знаю, чтобы понять, что этот святой означает.

— Ты беспокоишься о своей душе? — спрашиваю его.

— Все зависит от дня, — неопределенно отвечает он. — Порой бывает. Но сколько времени человек с моей-то работой может тратить на беспокойство о таких вещах?

Он дразнит меня, юмором отвлекая меня от заданного мной вопроса. Но под этой напускной видимостью я вижу правду. Он беспокоится о подобных вещах. Беспокоится о том, чтобы остаться человеком. Добре и зле. Своей тьме.

Говоря себе это под предлогом того, что мне надо склонить его на свою сторону, я продолжаю задавать ему вопросы.

— Так чего же хочет такой человек, как Лаклэн Кроу?

Он смотрит на меня и улыбается.

— Почему бы тебе не сказать мне это, милая.

Продолжаю выписывать круги на его ладони, решив быть честной в своих наблюдениях.

— Ты хочешь угодить Найлу. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что ты хочешь продолжать его дело. Двигаться вверх в иерархии Синдиката. В конце концов, может быть, даже стать королем над всеми?

Его пальцы обхватывают мои и сжимают. Я слишком близко подобралась к сокровенному. Его взгляд становится жестким, а в глазах снова сверкает подозрение.

— Знаешь, ты слишком наблюдательна, — говорит он. — Для тебя было бы лучше, если бы ты не лезла во все это, Бабочка.

— Возможно, — соглашаюсь я.

Просто отказываюсь обрывать разговор на такой ноте. Я хочу получить от него ответы, пока он готов мне их дать. Подозреваю, что такое с ним случается не часто.

— Так что же ты делаешь, кроме того, что управляешь клубом?

— Этого я не могу сказать тебе, Мак, — говорит он. — Даже если бы ты была моей женой, я не сказал бы тебе таких подробностей. Для твоей же безопасности.

Женой? Прочищаю горло и смотрю на его грудь, обводя пальцами линии его татуировок.

— Тогда просто скажи мне одну вещь.

— Что?

— Вы когда-нибудь занимались торговлей женщинами?

— Нет, — твердо отвечает он. — Никогда. И не будем этого делать.

Когда я смотрю ему в глаза, то верю ему. И я не знаю, почему. Я не могу ему верить. Я должна быть объективной. Смотреть на вещи логически. Независимо от того, насколько противоречивые чувства я испытываю к этому человеку, правда проста. Талия работала на него, а теперь ее нет. Этому должно быть объяснение, независимо от того, что он мне говорит. Может, он этого не знает, а может, и знает. В любом случае я не могу ему доверять. Лаклэн Кроу верен только одному, и это его Синдикат.

— Поднимайся. — Он похлопывает меня по заднице. — Давай попробуем немного вздремнуть. Завтра мне предстоит еще один длинный день.

— Все еще разбираетесь с армянами?

Он кивает и ведет меня к кровати. Я колеблюсь всего минуту, прежде чем подняться со вздохом. Не знаю, что, черт подери, мне теперь делать.

— Когда я смогу вернуться к работе? — интересуюсь я.

Лаклэн поднимает на меня взгляд от своей тарелки.

— Ты не вернешься к ней.

— Что ты имеешь в виду под «не вернешься»?

Он обменивается с Ронаном взглядами.

— Я ведь уже говорил тебе, милая. Все изменится. Теперь ты будешь танцевать только для меня.

— Черта с два. — У меня вот-вот начнется маленькая паническая атака. — Ты не лишишь меня работы!

Лаклэн откидывается на спинку стула, складывая руки за голову, и просто наблюдает за мной.

— Тебе стоило бы подумать об этом до того, как ты нагрянула в мою комнату прошлой ночью. Помни, с кем ты говоришь, Бабочка.