– Но вы забываете, что именно Сталин провёл индустриализацию и коллективизацию страны. Ведь даже Черчилль признал, что «Сталин принял Россию с сохой, а сдал – с атомной бомбой».

Дискутировал с Харитонычем, в основном, Дмитрич. Но тут в разговор вмешался Юрий Сергеевич.

– Во-первых, это сказал не Черчилль, а один англичанин-троцкист Дойтчер. А во-вторых, лучше бы Сталин этого не делал.

– Чего не делал?

– Индустриализацию и коллективизацию.

– И что, надо было оставить Россию с сохой?

– Да ни с какой сохой Россия не оставалась. Это всё многолетняя целенаправленная коммунистическая пропаганда. К примеру, ещё до революции на Путиловском заводе производились самые большие в мире экскаваторы. Быстро развивались мощные промышленные центры. Что касается темпов индустриализации, то, как писал Ленин в работе «Развитие капитализма в России», царская Россия за 25 лет увеличила протяжённость железных дорог в 7 раз, а Англия за 30 лет только в 6 раз. В Германии, правда, строили ещё быстрее. В период с 1890-х годов и до 1913 года там ежегодно строили 3000 километров. А в лучшие годы сталинской индустриализации у нас в стране строили не более 2400 километров в год. Т. е. на уровне 1870–1880 годов. Все остальные страны уже к тому времени использовали более современную технологию и строили гораздо быстрее.

– Но Днепрогэс-то построили!

– Построили. Только весь технический проект, все чертежи были сделаны ещё в 1912 году, и станция должна была быть построена к 1920 году. И весь план ГОЭЛРО ещё до революции был разработан немецкими инженерами, работавшими на Петербургскую электрическую компанию. При советской власти этот план просто переименовали в ленинский. И такие примеры можно привести по многим отраслям. Короче говоря, таких же, а то и лучших результатов Россия могла бы добиться, если бы в стране продолжалось капиталистическое ведение хозяйства. Разница в том, что тогда бы развитие шло за счёт инвестиций промышленников и банкиров, а у нас оно проходило за счёт неимоверной эксплуатации собственного народа. Того народа, который большевики обещали освободить от эксплуатации. А индустриализация проводилась во многом силами заключённых. Да и остальной народ жил в жутких условиях.

Сам Хрущёв потом писал, что, будучи секретарём парторганизации в Москве, он жил хуже, чем тогда, когда до революции был слесарем в Юзовке. Ведь новые заводы и города строили не за счёт добровольного притока людей. Приходила, к примеру, разнарядка: каждого десятого из деревни отправить на стройку. Привезённых людей селили в палатках. За первую зиму, пока доходило до строительства какого-то жилья, из каждых 10 человек в живых могло остаться только трое. Обычно если где-то строится город, то вокруг вырастают обслуживающие деревни. При социалистическом строительстве всё происходило наоборот. Из близлежащих деревень выкачивалась рабсила в город. Деревни приходили в запустение. Продовольствия городам не хватало. Приходилось вводить карточную систему. До революции полоса между Петербургом и Москвой быстро развивалась. А при советской власти превратилась в экономическую пустыню. В Тверской области до революции насчитывалось 12 000 сельских поселений. После индустриализации их осталось только 2 000.

Фашистская Германия в годы войны использовала труд гастарбайтеров, сталинский же режим на протяжении многих лет использовал рабский труд собственного народа. При этом коммунистическая пропаганда всё время твердила о небывалых успехах и преимуществе советского строя. Подлинную эффективность советского строя можно проследить на следующем примере. После окончания Второй мировой войны СССР и Германия находились примерно в одинаковых стартовых условиях. Наша страна была голодная и ободранная, и Германия была разрушена. И сравните теперь современные уровни развития. Наглядно видно, что это сравнение не в нашу пользу.

– И это соревнование, – заметил Аркадий, – всё время проигрывалось из-за той системы управления, которую выстроил Сталин. Большевики после гражданской войны спорили о двух концепциях развития. Одна, предложенная Троцким, была командно-административной с её трудовыми армиями и законом первоначального социалистического накопления за счёт крестьянства. Другая система подразумевала использование рыночных отношений с контролем государства за крупными монополиями, синдикатами, трестами. Как мы помним, тогда благодаря Ленину победила рыночная система, и в стране был введён НЭП. А в 1928 году Сталин ввёл командно-административную систему. И, что интересно, большевики при этом подвергали массовым репрессиям троцкистов. Здесь опять прослеживается уголовный метод: чужую собственность присвоить, а хозяина убить.

– И как всякий «пахан», – вмешался Дмитрич, – Сталин боялся, что и его могут убить. Поэтому имел двойников. Как-то довелось читать о немецком профессоре медицины Неймане. Во время войны он консультировал Гитлера, а после войны – Сталина. Там описан такой эпизод. Профессора этого водили по кабинетам, и в каждом сидел Сталин. Профессор не смог догадаться, какой из них настоящий. Дублёры подменяли вождя порой в театре, на некоторых приёмах и встречах, иногда даже в мавзолее во время праздничных демонстраций. Знал об этом очень ограниченный круг особо приближённых людей.

Сталин никому не доверял, даже лечащим врачам. Таблетки он мог принять только из рук официантки Вали Истоминой, которая почти восемнадцать лет была фактически его тайной женой. В эту миловидную женщину, похожую на артистку Людмилу Целиковскую, была влюблена вся охрана, но она никому не давала никакого повода и надежды. Многие годы на неё заглядывался и начальник охраны Сталина любвеобильный генерал Власик. И вот весной 1952 года, воспользовавшись тем, что Сталин болен и Валентина ночует у себя, Власик покусился на честь сержанта госбезопасности Валентины Истоминой. Сталину сразу доложили о случившемся. Он вызвал Валентину на допрос и избил её. Власика арестовали. В его записной книжке следователи обнаружили более ста женских имён. Генерал держал даже специального адъютанта по амурным делам.