Демиан рухнул в подмёрзшую грязь, выплёвывая кровь. В пробитой груди булькало, каждый вдох топил мир в расплавленном огне. Глиняное небо над кракелюром ветвей заволакивало мутнеющим багрянцем.

Дару плевать на желания своего обладателя. Дар не позволит ему подохнуть в грязи. Спаяет рассечённые сосуды, заживит пробитое лёгкое. И зарастит сломанные рёбра, напоследок, как представляющее наименьшую опасность... но больно, Грань и Бездна, как же больно!

Какое-то время Демиан лежал безразлично ко всему, и к крикам, что раздавались поблизости... всюду одно и то же. Отчаянье, боль, страх... Надоело, Светлая Высь, как же ему всё надоело...

Сквозь собственные хрипы для него настойчиво звучал знакомый аккорд. А после всё смолкло.

Демиан поднялся. Постоял, обняв сухое мёртвое дерево, смаргивая обморочную пелену.

Пирующую над трупом нечисть он разметал единственным ударом. Человек лежал так же, как сам Демиан минутой прежде — весь чёрный на чёрной раскисшей земле. Невидимая кровь смешалась с жидкой грязью, ею же напитались длинные тёмные волосы. И хоть покойнику было уже всё равно, не дело оставлять его так.

Демиан присел рядом с растерзанным телом на корточки, стиснув зубы, чтобы не закашляться. И потянул покойника за плечо, переворачивая на спину. Талая грязь неохотно отпускала добычу, всхлюпнула, как трясина.

Демиану немалого стоило не отшатнуться. Потому что, залитое кровью, вымазанное чёрной грязью лицо принадлежало ему самому.

А ещё — маг был жив.

Хоть жизни ему оставалось не больше минуты.

Демиан повёл вокруг невидящим взглядом. Страшный смех выплёскивался из него вместе с кровью.

— Это был я! Всегда был только я!

То, что было витком спирали, замкнулось в кольцо.

Эджай не солгал ни единым словом. Полученные им раны кого угодно отправили бы за Грань. Любого, кто не повстречался на пути безумному Магистру.

И всё же целителем Демиан не был. Но, если верить Прадну, на Замёрзшем Перевале об отце позаботятся. Вот только то, едва утихнувшее в груди, вновь жгло алыми углями.

Демиан перенёс Эджая к горной заставе — легко, точно шаг сделал. А самого его уже потянуло, повлекло, дальше, дальше, по звеньям цепи событий.

И снова Антариес, но за многие лиги расстояния. И день... тот же или следующий? Белое пятно на пепельной земле. Ребёнок с огромными, тёмными, как чёрная смородина, глазами. Демиан обернулся на полосу подлеска. Ему казалось, что он вот-вот расслышит шаги человека, который не устрашится войти в Чёрный лес, который будет растить его, как родного, и ни словом не выдаст злой правды.

Но встречи этой не было, а значит, и случиться не должно. Следя, чтобы не напятнать кровью, Демиан вытянул меч и начертал простейший охранный круг, и сил в контур влил, не поскупившись. Мелкая антариесская тварь, привлечённая сладким детским запахом, не пробьёт с наскока защиту. А крупные на окраину Леса не забредают.

Несложно догадаться, где он окажется теперь.

Сломленная чередой бедствий Эстель настолько далеко ушла по пути страданий, что вовсе не различала грань меж действительностью и грёзой. Она увидела Демиана тем, кем хотела его видеть. И на много лет останется в плену иллюзии. Не важно.

Важно лишь то, что его мать будет жить.

Дар не справлялся с раной; уже не угли — кипящая смола. Демиан ударил, разбивая заклятье предшественника, вложив в этот единственный удар ту силу, которая ещё позволяла ему дышать.

И словно в дар за нерассуждающую жертвенность — выжил вновь.

Чтобы ещё дважды спасти себя самого и многих иных.

Испытание Магистра...

Пылающее небо над Синаром...

***

Демиан более не сознавал, по какую он сторону Грани. Жив ли он ещё, или эти видения — лишь странствия отвергнувшей покой и свет души?

Красные вспышки и вой — не звериний, не человеческий, неумолчной вой.

Он лежал, раскинув руки, на ровном мокром камне. Не камень — дорога, неестественная, гладкая, точно утюгом выглаженная. Отвесно лил дождь, свинцовые капли втекали меж разомкнутых губ. В распахнутых глазах стояла вода. Холод приносит облегчение, гасит угли в груди, вот только дышать тяжело. Под боком растекается тёмное пятно, ливневые потоки относят его всё дальше, вбивая в пористый камень дороги. Вот тонкий ручеек соединяется с текущим навстречу...

Девочка, лет семи. Багряное пятно окружало её голову, точно ореол, выкрашивало мокрые каштановые волосы. Неподвижные глаза. Синие, даже теперь, под свинцовым небом, на свинцовых камнях, — синие-синие.

Диана. Светлая Высь, это же она...

— Диана! — кричала женщина в коротком и узком плаще.

Нос у неё был разбит, лоб рассажен, но она останется жива, жива, а её дочь — нет. Спотыкаясь на тонких, как ветки, каблуках, женщина добежала, рухнула рядом с девочкой, не видя замершего над нею Демиана. И выбравшийся из смятой железной повозки оглушённый мужчина тоже не видел. В этом мире не было ни капли магии. Безжизненная земля, мёртвые механизмы...