Магистр падал в бездну, в великое ничто.

Сила хлынула из него, как кровь из распоротого горла.

Мальчик захлёбывается водой. Вода густая и чёрная, как кровь каракатицы. Он глотает её, потому что иначе задохнётся.

Сила Магистра истекала лучами и потоками, и вихревыми клубами, неоднородная, расщеплённая, как скисшее молоко.

Сейчас Демиан мог ощущать себя кем угодно, но не счастливым победителем. Отравленная сила вливалась в его суть, корёжа и разрушая, и мага ломало от боли и отвращения. Он бы кричал, но голос перемкнуло удавкой спазма. В сознание без спроса врывались образы не его прошлого.

Мальчишеское чистое лицо. Взгляд — ясный, до жадного любопытный. Нет ещё и тени безумия.

— Учитель Йомин, вы ведь расскажете, как создавать маскирующие плетения? Ведь так?

— Эти, и многие другие. — Уже Магистра, но ещё наставника по-хорошему веселит этот детский азарт. Когда-то он и сам был совсем так же жаден до знаний, как его юный, его последний ученик.

...И вот уже юноша на пороге возмужалости грациозно отступает на шаг и салютует клинком. Почтительность поклона и озорные искорки.

Магистр для всего Предела, для этого не по годам талантливого мага он ещё и проводник в безграничный мир магии. Больше того — отец, пусть не по крови, но, видят боги...

— Пожалуй, ты мог бы одолеть меня в поединке за Серебряный престол.

Улыбка юноши меркнет, рука с мечом опускается.

— Поединок? Разве посмею...

— Как посмели иные. Как посмел я. Власть... гнетёт. Ослабив — отравляет. Всему положен предел, Хезальт. Иначе Серебряный престол поныне принадлежал бы Аваллару, вечному Магистру... Но вот неверные руки вновь выпускают меч, и оружие подхватывает другой, ещё полный сил и амбиций... И снова. И снова. И снова... Что за стяг взовьётся вновь над Серебряным престолом? Каким обещанием поманит нового игрока?

Власти? Славы? Довольства?

Справедливости? Стабильности? Перемен?

Блага — личного? всеобщего?

Игра должна продолжаться, Хезальт.

— Учитель...

...— Я давно понял, наставник: на Магистре держится Предел. Но вы... уразумели это? Сомневаюсь.

— Забываешшшься... учшшеник.

Хезальт неспешно прошёлся, заложив руки за спину.

В Магистре нарастала внутренняя дрожь. Гнева? Или предчувствия... чего-то? Они с Хезальтом давно отдалились. Годы он не знает, чего ожидать от некогда любимого питомца.

— Не ваша вина, что ноша оказалась непосильна. В своё время не сыскалось кандидатуры более... подходящей, — непринуждённо рассуждал Хезальт, словно о вещах досужих. Нога его попирала ступени подножия. — Но вы слабы. И вы всё слабее.

Пальцы Магистра прикипели к серебру подлокотников. Мутная пелена застила взгляд.

Пресечь... недопустимо... немедля...

— Не тебе судить... — Голос его заклекотал, точно ворон взвился к сводам...

Сгусток боли за грудиной взорвался будто бы прежде сферы заклятья. Магистр различил движение силы слишком поздно для себя.

Хезальт в совершенстве овладел маскирующими плетениями...

Маг размеренно преодолел оставшиеся ступени. Бесстрастно заглянул в стекленеющие глаза учителя и спихнул его с престола.

Тело Магистра, поверженного, без вызова и поединка, тяжко ударилось о рёбра плит, сглаженных подошвами многих, восходивших к трону. Его, в числе прочих. Но не осталось лежать, распластав мёртвые крылья плаща, шитого — пока ещё — серебряным опереньем. Некая запредельная сила (ничего светлого не было в той силе) сдвинула почти опустевшее тело: новоявленный Магистр видел , как истекает вовне его мерцающая суть . Облокотясь о подламывающиеся руки, решённый мертвец совершал последнее своё восхождение к Серебряному престолу.

Хезальт с тусклым любопытством наблюдал, как покрывало собой, ступень за ступенью, изгибающееся, дрожащее тело. Воздвигало себя, наваливаясь грудью, в коей уже д`олжно пресечься дыханию. Ещё взмётывались руки, взволакивая бремя плоти, и всякий, видевший это, чей дух и намеренье были б не столь тверды, отравился бы страхом.

Наконец слепо шарящая длань поймала край одежды предавшего ученика. Хезальт брезгливо стряхнул её и, как скорпиона, каблуком раздавил пальцы.