Шрифт:
– Гена? Ты дала ему имя? – Ромка ловко закинул Феликса ко мне и полез следом.
– У всех должно быть имя! – важно подтвердил котейка.
А у меня перед глазами промелькнула встреченная девочка и надпись, что висела над ней. Ноунэйм…Ноу… Так вот про кого говорил Цеховик! И кукла, которую мы нашли в Железнограде – она принадлежит малышке. И получается, что Ноу и есть Цифровой Призрак?!
– Кира, если у тебя есть план, пора бы приступить к его исполнению, – тронул меня за руку Тэм, возвращая в эту реальность. – Охрана уже очухалась и собирается по нам стрелять!
– Гена! На выход! – прокричала я, хлопая зверюгу по голове.
Честно – я в душе не чаяла, что сейчас произойдёт. Предполагала, что кроконатор рванёт по коридору и просто сметёт противников. Но Гена поступил проще – он банально проломил стену коридора, вламываясь в комнату за ней. И, не останавливаясь, побежал дальше.
– А-а-а-а-фиге-е-е-еть! – доносились позади вопли Ромки.
– Восхитительно-о-о-о! – вторил ему Феликс.
И только Артемий всю нашу бешеную поездку сосредоточенно смотрел назад, отслеживая погоню.
По мере продвижения по комнатам дворца, я замечала падение здоровья моей новой зверушки. В момент, когда Гена проломил очередную стену, оказавшейся внешней, его ХП упало до ноля. Издав предсмертный хрип, рептилия завалилась на асфальтированную дорожку и истаяла в воздухе. Тем не менее, кроконатор успел доставить нас к проходу между дворцом и стоящим рядом ангаром.
– Жаль зверушку, хорошая поездка была, – огорчённо произнёс Феликс, поднимаясь и отряхиваясь.
– Вырвались-таки, – сухой, режущий голос, заставил всю нашу команду вздрогнуть.
Мы синхронно оглянулись. У выхода из переулка заметили Иваныча в окружении охраны. Рядом с мужчиной стояла та самая Ноунэйм, флегматично разглядывая обстановку.
– Живучие, – уже очевидно злясь, процедил Цеховик. – Ничего, сейчас поправим! Ноу, взять!
И он сжал в руках куколку, отобранную у Ромки. В этот же момент лицо девочки исказилось, приобретя ужасающее выражение лица. Вся она подёрнулась, будто голограмма и приобрела красное свечение. Глаза её, наполненные тьмой, уставились на стоящего ближе всех Ромку. С диким воплем, будто банши, она кинулась к программисту.
А я, поняв, что это чистая смерть в программном воплощении, бросилась наперерез опасной сущности.
– Кира, нет!! – в отчаянии прокричал Тэм, и это было последнее, что я услышала перед тем, как волна боли накрыла мой разум.
Она заполонила всё моё естество, пытая каждую частичку сознания. Меня выкручивало в агонии, било крупной дрожью. Время исчезло, я словно окунулась в озеро раскалённой лавы. А в следующее мгновение уже невообразимый холод терзал мой несчастный рассудок. И это продолжалось столь долго, что я перестала молить прекратить эти терзания.
Но сквозь марево боли до моего сознания донеслись слова знакомой песенки:
– Спи, ты спи, наша Звезда! Мама с папой ждут тебя… – выводил тонкий детский голосок.
– Пусть будет сладок сон, и только радость принесёт он. Ждёт тебя мир волшебных грёз, полови там хитрых звёзд! Покатайся на грифоне, искупайся с другом в море. А накатавшись, наигравшись – просыпайся, чтобы стать чуть старше. Спи, ты, спи, наша Звезда! Мама с папой берегут тебя…[3] – пересохшими губами я пропела окончание придуманной мной колыбельной.
И внезапно пытка закончилась, отступила боль, режущая каждую мышцу в теле.
– Мамочка! – донесся до меня изумленный возглас, и моё измученное сознание накрыла такая тёплая и уютная сейчас пелена забвения.
[1] Крыларики – помесь крысы и таксы, с чутким нюхом и очень зубастой пастью;
[2] No name – Ноунэйм – нет имени.
[3] Песенка на мотив детской колыбельной "Twinkle, twinkle, little star".
Глава 18. Кира, никто кроме нас!
– Да когда ж ты сдохнешь-то уже? – голос, полный шипящей злобы, врезался в моё сознание со скоростью локомотива.
А вместе с ним и знакомый аромат, заставивший шестерёнки мыслей со скрипом начать вращаться. Так пахла моя мама, возвращаясь со смены. Так пахло в тот раз, когда я пришла в себя после пожара в вирткапсуле.
С трудом открыв глаза, я убедилась в своей догадке – снова больничная палата. В кресле для посетителей сидела Лана, жена Артемия, и с ненавистью смотрела на меня.