Шрифт:
— О чём мы разговаривали с тобой раньше в такие минуты и вообще? — спросила я.
— Иногда вы рассказывали о своей работе.
— В постели?!
— Вас вдохновляли новые открытия. Вы делились ими со мной, особенно радовались, если удавалось достать какой-нибудь редкий экспонат. Ещё мы обсуждали книги. Стихи, поэмы, романы. Вы позволяли мне читать их. Бывало, я читал вам вслух по вечерам.
Мне показалось, что в его последние слова закралась грусть.
— Тебе нравится читать?
— Да, госпожа. После второго приступа вы запретили мне это делать, но до несчастного случая были так добры, что позволяли брать электронную книгу и даже бумажные тома.
— Радует, что путь к искусству я перекрыла не для всех рабов. Ниану рисовать не давала, но хоть ты мог читать.
— Вы вспомнили о том, что делал Ниан, госпожа?
— Не сама, Эрик подсказал.
— Ах, вот как... Ниан больше ни разу этим не занимался. Клянусь! Я присматриваю за ним.
— Да пусть рисует! И ты сможешь снова читать. Мне тоже стоило бы познакомиться со здешней литературой.
Немного позже, когда Тадиус переместился на своё место на полу, а комната погрузилась во тьму, я нацепила на ухо клипсу и подключилась к коммуникатору Ниана. Они с Эриком ещё не спали, и их разговор заставил меня насторожиться с первых слов.
— Это они во всём виноваты! — срывающимся голосом заявил Ниан. — Если бы не они, меня бы вообще не выбрали!
— Ты не знаешь наверняка.
Я представила, как Эрик сидит рядом с Нианом и говорит в своей обычной рассудительной манере.
— Приятель, ты очень красив, даже если обрить тебя наголо. Тут уж ничего не поделаешь. Виноваты не твои волосы, а люди, которые решили, что могут отдать тебя Коалиции.
— Без волос было бы лучше, — не унимался Ниан.
— Госпоже они по-прежнему нравятся, ты сам убедился. Это хорошо. Не вздумай наделать глупостей. Ну отрежешь ты их, что дальше? Сейчас они принадлежат не тебе, а госпоже. Тебя накажут ещё сильнее, чем тогда, за рисунки. И госпожа расстроится.
Ниан всхлипнул и признался:
— Я всё время вспоминаю, как он держал меня за них. Почему? Почему я не могу забыть?!
— Ниан... — с сочувствием выдохнул Эрик.
Отчего-то мне подумалось, что сейчас он обнимает парня. Возможно, я была недалека от истины.
— Послушай, это пройдёт, — говорил Эрик успокаивающе. — Я верю госпоже. Она больше не отдаст тебя Зверю. И Тадиусу тоже.
— С Тадиусом было проще. Он меня жалел. А что если Тадиус прав и госпожа снова потеряет память? Тогда всё может повториться со Зверем и мне нужно быть без волос!
— Ниан! — вот теперь Эрик добавил в голос строгости. — Не думал, что скажу это, но сейчас согласен с Тадиусом. Опомнись! Или нам всё время за тобой следить? Не прикасайся к своим волосам! Госпожа ещё помнит, что обещала. Не паникуй раньше времени!
Радости услышанный разговор мне не добавил.
На комм Лейлы я переключалась в расстроенных чувствах, и там меня ожидало не менее тяжёлое откровение. Лейла плакала.
Она рыдала горько, безнадёжно. Я уже готова была вскочить с кровати, чтобы броситься к ней, когда услышала голос Сол:
— Тише, тише, тссс... Всё ещё может обойтись.
— Нет, — еле слышно выдавила Лейла. — Он точно расскажет, и я боюсь представить, что сделает со мной хозяйка. И почему я не умерла вместе со своей малюткой? Зачем продолжаю жить?
И она снова плакала, но ничего больше тем вечером мне узнать не удалось.
Глава 30
Визит доктора Манталя был назначен на утро следующего дня. Доктор прибыл точно в назначенный час, и я встретила его в кабинете, готовая к разговору.
— Вижу, вам гораздо лучше, госпожа, — заключил он, опуская на стол свой саквояж.
Я в очередной раз подивилась необычной внешности доктора, делавшей мужчину похожим на призрака.
— А вы хороший актёр, — усмехнулась ему в лицо. — В прошлый раз я почти усомнилась в своей нормальности. Вы были весьма убедительны. Сошлётесь в оправдание на договор с моим отцом?
— Господин Ксандр пожелал лично и без свидетелей вводить в курс дела тех, кто займёт тело его дочери. Это его право. Ваш случай уникален. Он не подпадает под медицинские нормы, и мне приходится действовать, исходя из своего понимания ситуации.
— То есть подчиняться воле Ксандра.
Доктор замер, обратив не меня взгляд водянистых глаз, и вкрадчиво произнёс: