Леди Йоса уныло ковыряла в миске, Годфрик не явился, Людо тоже торчал на плацу, а Бодуэн обсуждал что-то с Тесием. Секретарь, забыв о рагу, потрясал стопкой листов, а регент уверенно чертил по ним пальцем, что-то втолковывая юноше. Возле моей ноги под столом кто-то смачно хрустел костями, попеременно высовывалась то лапа, то хвост. Пара-тройка детей носились по залу, дразня собак объедками, пока матерям не велели их вывести.

Ещё некоторое время люди развлекались, глядя, как один из рыцарей опрокидывает в себя вино кубок за кубком без помощи рук, стискивая жестяные края зубами. Из шести ему засчитали только три, потому что половина проливалась на грудь. Но потом и это зрелище наскучило.

— ТО-СКА! — рявкнул кто-то в конце стола, приложив ладони ко рту.

— Подраться, что-ли, — пробасил один из рыцарей, и товарищи одобрительно загоготали.

— Только не вздумай соревноваться в прошибании досок головой, — оторвался от бумаг Бодуэн, — после прошлого раза у нас столов не осталось.

Вокруг засмеялись, сам рыцарь — громче всех, и в продолжение шутки с размаху врезал лбом по дубовым доскам, так что звякнула посуда, и подпрыгнули чарки.

— Знаю! — крикнул какой-то умник. — Пусть леди Лорелея споет!

Над столами пронесся одобрительный ропот:

— Да-да, Грасье…

Зашелестели наряды, заскрипели лавки, ко мне поворачивались, повторяя просьбу.

Я кожей чувствовала взгляды, но не подняла головы от тарелки, только сильнее стиснула прибор.

— Я нынче не в голосе.

— Ерунда, все Грасье поют, как сирены!

— И не знаю здешних песен, — предприняла новую попытку я.

— Так спойте из родных краев.

— Это было бы неуважением.

— Мы не из обидчивых.

Вокруг закивали, рыцари-смутьяны взялись дружно бренчать ложками о стол:

— Пой! Пой! Пой!

— Ну же, не ломайтесь!

— Уважьте просьбу!

— Не томите…

— Просто леди Лорелея боится, что мы отправимся прямиком в Небесную Обитель, заслышав сладость ангелов из ее уст, — крикнул зачинщик, и все снова засмеялись.

— Или любит, чтоб её упрашивали, — вставила леди Жанна.

— Спойте гимн Праматери, уж он-то всем известен, и никого не оскорбит.

Дальше отпираться было бессмысленно и рискованно. От меня не отстанут, будут повторять просьбу снова и снова — не сегодня, так завтра или в другой день. А упорные отказы рано или поздно родят подозрение. Я наконец подняла глаза и заметила, что регент опустил бумаги и тоже смотрит. Королева едва заметно качнула головой, предостерегая, но что мне было делать? Возражения лишь распаляли просителей.

— Хорошо.

Отложив прибор, я поднялась и прочистила горло, мысленно проклиная леди Катарину. Крики тут же смолки, люди приготовились слушать.

И я запела.

Как я уже говорила, голос у меня хрипловатый, до высоких звуков не дотягивает, срывается на сип. Вдобавок, Праматерь обделила слухом.

Предвкушение на лицах уступило место сперва удивлению и растерянности, а потом смущению. Только что горячо уговаривавшие меня усладить слух отворачивались, пожимая плечами и переглядываясь с соседями. Удивительное дело: дурой выставляю себя я, а неловко почему-то им.

— Не хотела петь, так бы и сказала! — фыркнула леди Жанна, не потрудившись понизить голос.

— Вот-вот, зачем было насмехаться над нами? — поддержала её Мод.

Я запела громче.

На смену стыду за меня пришли шепотки, нелестные замечания и глумливые ухмылки. Люди решили, что я издеваюсь. Кто-то зевнул, кто-то рыгнул, а потом к моему голосу внезапно присоединился ещё один, приятный, не слишком высокий, но и не бас. Он мягко сглаживал мои ошибки и дотягивал звуки там, где этого не могла сделать я. Теперь все смотрели то на меня, то на Тесия, тоже певшего стоя. Когда мы закончили, раздались хлопки. Я не обманывалась, на чей счет они приходились. Хотелось тотчас убежать из трапезной, но я заставила себя досидеть до конца.

Едва королева встала, подав тем самым знак фрейлинам, я вскочила с места и направилась к выходу. Заметив, что Тесий пробирается в мою сторону, прибавила шаг, но у дверей он меня нагнал и вынудил остановиться.

— Леди Лорелея, погодите.

— Я не нуждалась в помощи, — резко бросила я.

— Разве я помогал? — невинно ответил он. — Просто не мог удержаться и славил Праматерь вместе с вами.

— Рада за вас, а теперь пропустите.

— Вижу, вы на меня обижены.

— Обижаются на тех, кто небезразличен, — ровно ответила я, глядя сквозь него.

Тесий неловко переступил с ноги на ногу и, пробормотав извинение, убрал руку. Я повернулась к выходу и покинула залу. Чувствовала я себя, как Людо, которому наставник протянул руку после того, как выбил меч и опрокинул на землю.

Немного поостыв, я вынуждена была признать, что из-за своей горячности проглядела тот самый шанс, который выискивала. Тесий близок к Бодуэну, следовательно, многое знает о делах семьи, и из того, что я уже увидела, можно заключить, что пользуется доверием. Вдвойне полезно, что сближение инициировано не мной, то есть в нем трудно углядеть умысел с моей стороны. Теперь осталось только придумать, как подступиться к нему после такой откровенной грубости. О своей резкости я не жалела — уверена, секретарь это заслужил: ведет дела Бодуэна, а значит соучастник всех мерзостей этой семьи.