После молчания, которое я предоставил ему в качестве предложения мира во время нашего восьмичасового перелета в другой штат за нашей целью, я предполагал, что он будет более благодарным.

Блэк мрачно ухмыляется и растягивает фразу с маленькой улыбкой:

— Не в этой жизни.

Членосос.

В окружении людей в черной спецодежде я смешался с толпой, одетый точно так же, но единственное, чего не хватало, могло спасти мою жизнь.

Пистолет.

Когда грузовик замедляется, постепенно снижая скорость, а затем полностью останавливается, я качаю головой.

— У меня нехорошее предчувствие насчет этого всего, Блэк.

Не обращая внимания на мои опасения, он спрашивает:

— Это то самое место?

Мой взгляд поднимается, чтобы встретиться с его глазами, и я даю ему понять о своем неповиновении своим ледяным взглядом.

Он смотрит на меня, прежде чем снова спросить:

— Это то место или нет, Твитч? — Я глубоко дышу, успокаивая желание сломать ему чертову челюсть.

Я даже не смотрю в окно. Я был здесь ранее. Я хорошо это помню.

— Да, это то самое место.

Причудливый таунхаус в пригороде скромен и похож на любой другой таунхаус в этом квартале. В визуальном плане это привлекает очень мало внимания. Если бы кто-то проходил мимо этого дома, он бы даже не взглянул на него дважды, это был просто дом. Он скромный, неприметный и предназначен именно для этой цели.

Однако то, что происходит внутри… это уже совсем другой разговор.

Наркотики упаковываются и продаются, пока мы ждем. Также продаются тела девушек в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Потому что, как однажды сказал мне Эгон Барис, владелец этого дома и лидер албанского преступного синдиката, не хочет платить за обвисшие сиськи и раздолбанные вагины, но мужчины на удивление хорошо заплатят за шлюх без документов и родственников, как говорится, за игрушки для отличного времяпрепровождения.

Большинство этих девушек доставляются в контейнерных грузах из Восточной Европы, в основном из Польши, Украины и Румынии. Более симпатичным обещают, что они могут получить работу танцовщицами в популярных ночных клубах США, в то время как простым девушкам говорят, что они будут работать в самых лучших заведениях быстрого питания, которые может предложить эта страна.

Эгон не любит давать наркотики своим девочкам, потому что: во-первых, он буквально кончает на то, как девушки сжимаются от страха от понимания, что происходит, когда мужчина входит в ее комнату, и, во-вторых, он не любит трату своего продукта. Вот так все просто.

В подвале есть скрытое, незаконно приобретенное военное оружие, в том числе от офицеров полиции, бывших и настоящих. Часть оружия принадлежит российским вооруженным силам, но оно было украдено каким-то военным невысокого звания, который даже не ожидал, что сможет пережить хищение оружия, но все получилось, и когда пришел нужный момент, Эгон заплатил ему бешеные бабки за эти стволы.

Для Эгона это просто копейки.

Эгон Барис — известный психопат. Что еще хуже, он точно является параноидальным психопатом. Это, вероятно, означает, что как только этот грузовик появится в поле его зрения, он начнет паниковать и будет делать это крайне экстремальным образом.

Откуда я знаю это?

Да потому что так бы поступил я, поэтому знаю.

Через квартал, когда грузовик приостанавливается опять на обочине дороги, я предупреждаю Итана:

— Он собирается использовать все свои пушки, ты это понимаешь, верно? — Я делаю паузу, чтобы позволить этому укорениться в его мозгу, затем говорю достаточно громко, чтобы восемь других человек в грузовике услышали меня:

— Сначала нужно обезвредить мужиков, но не недооценивайте женщин. Они могут выглядеть кроткими и красивыми, но они албанки. Этих сук учат владеть оружием с того момента, как они становятся достаточно взрослыми, чтобы носить его, и, поверьте мне, они даже глазом не моргнут и подстрелят наши гребаные задницы. Если кто-нибудь достанет пистолет, вам всем лучше поверить, что он, черт возьми, использует его по назначению, а нам нужно его незамедлительно пристрелить. — Я смотрю на мужчин с серьезным выражением лица, но они совершенно не слушают меня. Долбанные придурки. — Нужно валить всех без разбору.

Блэк не спешит реагировать на мои слова, но все же нехотя добавляет:

— Валим всех, кроме Бариса. Мы хотим, чтобы Эгон Барис был жив. Если будет необходимо, стреляйте, избегая жизненно важных органов. — Я бросаю на него взгляд, который говорит, что он сумасшедший, если думает, что Эгон сдастся без боя и позволит подстрелить себя. Закатывая глаза, он произносит: — Послушайте, мне все равно, если кто-то из вас отстрелит коленные чашечки этому говнюку, или он лишится гребаной руки. Просто убедитесь, что ублюдок жив и хоть немного дышит, чтобы он мог предстать перед судом, а потом понести свое наказание, ясно?

Раздается хор из «Да, сэр», и через минуту по рации Блэк подтверждает, что второй грузовик стоит на месте, обогнув заднюю часть дома, они готовы двинуться по сигналу Итана.

В одежде, которая на мне надета, чувствуется ограничение при движениях, хотя она удобная. Мне кажется, что это все в моей голове. Черная одежда хорошо подходит для таких операций, но толстый материал черной рубашки с длинными рукавами тяжело ощущается на моей коже. Черт, я привык носить шелк, а не тяжелый хлопок. Под бронежилетом душно. Я опускаю черное защитное стекло на черном шлеме, как все остальные, затем поднимаю маску, которая закрывает нижнюю часть лица, повинуясь указу Итана. Единственное, что я сохраню, это черные ботинки со стальным носком…