Но с некоторого времени и над ними все чаще и чаще начинает парить злой гений земли, как ястреб над цыплятами. В их мирные души он напускает по временам какие-то странные, новые желания. Мне становится искренне страшно, Читательница, за моих милых героев. Мало ли что может случиться с ними на новой, им совсем незнакомой дороге.

Не знаю, насколько Вам, моя благосклонная Читательница, симпатичны мои Помело и Дубина, но я их люблю, как любит мать своих детей, все равно, уроды ли они или красавцы, как Шекспир, вероятно, любил своих и Дездемону, и Макбета, и Офелию, и Ричарда III.

Что это за беда сторожит моих героев – узнаете из следующей главы.

Глава II

Сборы к любви

Ночь. Неприветливое петербургское небо и мокрые панели. Помело поздно возвращается с приятельской пирушки и на ходу разговаривает про себя. Но романистам дано искусство подслушивать эти никому неслышные разговоры – и потому, Читательница, вы узнаете о них.

Помелу что-то тяжело. Отчего? Этого, однако, не знает ни ветер, ни сам Помело. Мало ли отчего! Душа человека так безмерно сложна и тонка. Может быть, немножко гам утомил, может, желудок в претензии:

– Э, черт побери! Тоска какая!

– Ну что там? Какой-то обязательный шум, какое-то странное взаимное наливание вином – без радости, без приятности, без искренности. И эта болтовня! Диво бы трогающая, задирающая, а то говорит, как макака, выбирает всякую чепуху, лишь бы не молчать! Эх! Что бы такое поинтереснее, посерьезнее, поживей!

Длинный ряд точек во внутреннем разговоре. Затем как молния пролетает в голове фраза: «не влюбиться ли уж?», и Помело душевно расхохотался среди ночной тишины, так что дворник, мимо которого он в то время проходил, проснулся и заругался:

– Эк его занимает нелегкая!

Чудак! Ему и в голову не могло придти, что в этот момент в душе Помела впервые раздался голос могучей человеческой страсти.

_____________

Метель. Пять часов пополудни. По Дворцовой набережной плетется Помело восвояси. Очевидно, он устал и не в духе! И еще бы не устать! С шести часов утра он встал, бегал туда и сюда, перебывал во всяческих активных и пассивных ролях. Как обезьяна в известной басне Крылова он все более и более запутывался в разных делах.

И еще бы быть в духе? Что ни мечталось сначала: глубокая добросовестность, страстное увлечение и т. д. А выходит один шиш; как-то и времени нет серьезно позаняться.

Помело слазил в карман за духовной плетью и начинает легонько себя подстегивать.

– Скверно! Дела кажется порядочно, а радости – маловато. Как-то все пресно… Экий дуралей! Разве маловато? Погуще, что требуется! Подвига, сильного чувства надо. Это верно. Да. Надобно влюбиться. Ведь все, что в романе описывают – все те дела делаются. Подвиги отламываются! Может быть, и мы что-нибудь отломаем. Плеть убирается снова в карман. И милая улыбка успокоено разливается по образу Помела.

Вечер. Комната Помела, заваленная книгами. На столе расположены всевозможные орудия умственного труда: чернила, костяной нож и т. д. Помело – дома. На лице выражение какого-то ни того, ни сего. Не то ему скучно, не то хорошо. Начинается обычный разговор про себя. Только заниматься! Ни тебе – никуда, никто – к тебе. Заниматься, черт побери! Нередко заниматься – так даже приятно. Какой-то аппетит! Но что же взять? С чего начать?

Помело отправляется к книгам и долго роется. Наконец отбирает пять и кладет на стол. Энергически несколько раз прогуливается по комнате и садится за стол, перед книгами. Берет верхнюю.

– Начнем с этой!

Задумчиво перевертывает листья.

– Или ту?

Берет другую. Ладно. Читает. Напряженно ведет глазами по первой странице.

– Что-то не интересно! Лучше, не эту ли?

Берет третью и так до последней книги. Помело с сердцем бросает последнюю и сердито ходит по комнате.

– Что же это такое? Выходит дурак дураком! И время есть удобное, а дело не идет. Нет, это недаром. Это, вероятно, от каких-нибудь неудовлетворенных потребностей. Нет, видно с толком сказано, больше себя не будешь. Хоть и не любил, и не хотел любить, а без того не должно обойтись! Влюбиться! Непременно влюбиться!

Лицо Помела горит огнем решимости.

Читательница! Разве вам не ясно, что Помело изображает теперь кучу горючего материала. Одна искра и он запылает.

Не менее тревожный период переживает и приятель Помела – Дубина. К нему и отправляемся теперь, Читательница (продолжение в следующем нумере)

Письмо в редакцию [6]

г. редактор!