Наш кружок был в восторге, когда я разделала этого гордеца. Это, однако, не мешало ему продолжать свои посещения. Все друзья старались не оставлять меня наедине с ним, как он к этому ни стремился.

Жили мы в это время на новой квартире в Манежном переулке. Узенький маленький переулочек (забыла, как он называется) вел на Фурштатскую, где был мой лучший урок. Я репетировала там пятерых детей. Урок был по вечерам, когда я возвращалась с курсов. Всегда кто-нибудь из друзей поджидал на углу переулочка и Фурштатской. Сам Иван Петрович на это не решался. Но был весьма благодарен нашим молодым друзьям: ветеринару М. и технологу Т., которые не пропускали ни одного дня моих уроков и дежурили на углах переулочка. Делали они это ввиду того, что адвокат тоже не пропускал ни одного вечера и часто предлагал покататься с ним в чудные лунные вечера.

Тогда один из молодых людей усаживался рядом с кучером лицом к нам и благодарил адвоката за счастливую мысль воспользоваться таким прекрасным вечером для катания. Можно себе представить разочарование адвоката! Меня же эти приключения только веселили.

Но раз, увы, решено было меня проучить. Как-то на бенефис Савиной брали дешевые билеты для всей нашей компании. Брал билеты всегда Д. П. Павлов и приговаривал: «Для этих барышень беру билеты с удовольствием: когда поручишь им пригласить подруг в ложу, они приглашают таких красоточек, одну лучше других».

Памятник императрице Екатерине II и Александринский театр

На этот раз адвокат попросил у меня позволения взять для меня билет, на что я неосторожно согласилась.

Приезжаем в театр, все друзья поднимаются наверх, а я, о ужас, иду в бельэтаж, где остаюсь одна с адвокатом и большой коробкой чудесных конфет!

В антракте вся наша компания пришла ко мне и усердно набросилась на конфеты, но никто (даже Кия) не согласились остаться со мной в ложе. Весь спектакль пришлось просидеть мне с адвокатом вдвоем. Мое неловкое самочувствие скоро прошло, так как я увлеклась игрой Савиной и следила за каждым ее жестом и каждым ее тоном. Иван же Петрович долго не мог забыть этот мучительный «спектакль».

Подобные приключения могли бы повторяться не раз. Но всегда меня выручали мои юные приятели ветеринар М. и технолог Т., за что они пользовались неизменным большим расположением Ивана Петровича.

Жили мы спокойно и дружно под крылышком дорогой Елены Алексеевны.

Новая квартира наша была весьма незатейлива. Помещалась она в первом этаже и имела один вход со двора. Войдя, попадали в маленькую переднюю и налево от нее – кухню. Рядом с кухней – наша комната с Кией, затем общая комната – гостиная и столовая, в которой стоял рояль. Дальше следовала комната Кати – дочери Елены Алексеевны, затем комната самой Елены Алексеевны, вместе с которой жила студентка-медичка Лина Лоренц. В конце коридора жила кухарка Аннушка и ее племянница Настя – горничная.

Вот как-то, в конце ноября, появился у нас в кружке весьма яркий и услужливый человек. Аннушка объяснила, что это ее родственник, приехавший в столицу по торговым делам. Никто не обратил внимания на этого родственника. Он не только целые дни проводил у нас в кухне, но зачастую и ночевал там. Вдруг однажды, совершенно неожиданно, ночью, около 3 часов, явился целый отряд полиции производить обыску Кати. Понятно, и мы с Кией вскочили и поспешили одеться. Никто из нас не мог объяснить причину этого обыска, так как не только Катя, но решительно никто в нашей квартире не занимался политикой. Только впоследствии мы узнали, что был донос на нее, как на племянницу анархиста Кропоткина.

Сидим мы с Кией во время обыска и обсуждаем это необыкновенное приключение. Вдруг тихо постучали к нам в дверь, мы открыли. Два весьма приличных господина очень вежливо попросили позволения войти к нам в комнату и отдохнуть, так как в остальной квартире очень много народу и шумно. Конечно, мы разрешили.

Вошедшие незнакомцы подсели к столу, за которым мы всегда работали, и попросили посмотреть наш альбом, лежавший на столе. На первых же страницах они увидели фотографии и весело воскликнули:

– Э-э! Да это наши общие знакомые. Вот Валерий Осинский37, повешенный в Киеве, вот Михаил Попов, сосланный, а вот Федя Сарсер!

– Это все братья наших одноклассниц, – сказали мы.

– Хорош же был состав вашего класса, – сказали они, смеясь.

Должна сознаться, что некоего общего любимца Феди Сарсера и нельзя было не любить. Это была душа кристальной чистоты, безграничной доброты и с детской верой в людей. Для него зло было совершенно непонятно. Его ожидала участь Осинского, но мы все дружно выхлопотали ему разрешение свободно вернуться и умереть на родине. У него была скоротечная чахотка, и дни его были сочтены.

Затем мы поговорили с нашими гостями. Посмеялись над нашим простодумием и доверчивостью.

Как вы могли не обратить внимания на пребывание родственника кухарки рядом с вашей комнатой? Ведь мы знаем не только фамилии и лица всех тех, кто у вас бывал, но и темы ваших разговоров. Мы знаем, например, что вы живете научными интересами или веселой болтовней. И все это известно нам через родственничка вашей кухарки. Он умудрился не только все слышать, но даже и все видеть, что велось у вас. Позвольте вам пожелать всего хорошего и побольше осторожности в будущем.