Шрифт:
Я сидела, слушая звон гонга к ужину и зная, что потом пожалею. Голова словно кипела, все прожитое прошлой ночью перемешалось и отдавалось теле грохотом падающих камней. Встревоженная поведением Лили, я никого не спрашивала про карту; меня больше волновала Джеральдина и мои уроки в Астроводе, и возвращение домой. В дверь постучали.
Облокотившись о стену, в проеме показалась Эвелина. Мы молчали, каждая о своем, пробираясь по каменным коридорам и проходя замок на сквозь. У мраморных ступеней, уходящих глубоко под воду, плескалась морская пена и чей-то голубой платок. Девушка выудила ткань из воды, встряхнула и повесила на перила террасы. Вниз по течению толпа собирала идущих со всех концов Астровода учениц.
Девушки сидели у самой воды, на каменных бортиках лестниц, бродили, огибая белые выступы террас. Двое, тихо переговариваясь, выводили кругом на песке рунную вязь, иногда оглядывая горизонт. Казалось, тот край моря врезался в небо, выпуская на волны алую кровь заката. Если запрокинуть голову вверх, можно было увидеть первые звезды, слабо освещающие рваный край облаков.
Эвелина опустилась в стороне, укрывшись в тени резной колонны, и теперь наблюдала за движением у берега, склонив голову на левое плечо. Вдруг все разом поднялись и подошли к круглому рисунку, почтительно опустив взгляды; я обернулась и тут же отступила назад, задев босой ногой холодную кромку воды.
Вдоль стены замка, утопая в белых песчинках, брела Джиневра. Она сменила тяжелую юбку и корсет на легкое белое платье, которое шлейфом стелилось за хозяйкой и собирало пену с прибоя. Я выдохнула, выходя из воды и прогоняя яркий силуэт, намертво прилипший к векам — девочка в белом, прижимающаяся к ногам матери и вздрагивающая от нечаянных слов. Джиневра скинула вязанную шаль, укрывавшую ее плечи, и мягко опустила на землю. Женщина двигалась плавно, слегка склоняя голову и внимательно заглядывала каждому в глаза. Девушки, заметив кивок, разбежались, усаживаясь на ступени и песок, одни отходили подальше, другие почти касались ладонями рунной вязи.
Я снова вздрогнула, когда одна из них подняла руками маленький смерч из белых песчинок и те усыпали ближайшую колонну. Другая, упрямо глядя на рисунок, сжала пальцы в кулак, и волна накрыла с визгом убегающего малыша у самого выхода из замка. Вокруг Эвелины носилась стайка ярких птичек, врезаясь друг в друга; та покачала головой и птицы закружились стройнее и медленнее. Вдруг в дали от Джиневры раздался взрыв хохота, и наставница поспешила группе девушек, замкнувшихся в свое кольцо, и взмахом руки разогнала учениц по разные стороны от руновязи. Одна из учениц в темно-синей юбке, намочив подол, отошла как можно дальше, изогнула спину в крутую дугу — миг — и взмыла к бледным звездам, мерно взмахивая тяжелыми белыми крыльями. Я присела за пределами круга девушек, пытаясь одновременно задерживать взгляд на каждой и не выпускать из виду Джиневру. В голове крутился Раскол и Джеральдина, и призраки прошлого без голосов и тел; я снова и снова спрашивала себя, как буду ходить назад, как вызывать тени. Отстраненно наблюдая, как девушка в самом центре закружилась на месте и пропала, через мгновение оказавшись у лестницы, с которой меня привела Эвелина, я подскочила, подняв тучу брызг и уставилась на фигурку у дальней колонны.
Из скрипучего дверного проема к белому песку спускалась Лили, глядя поверх голов и избегая глаз Джиневры. В тишине, прерываемой только соленым прибоем, девушка подошла к песочному рисунку, поправила полустертую руну с края и присела на колени, упираясь сжатыми кулаками в землю. Ученицы отступили подальше, испуганно спотыкаясь в песчинках. Вокруг Лили возник круг огня, убедительно поджегшего край голубого платка, прибитого течением. Пламя закружилось, вызывая пред глазами рябь, одно кольцо размножилось в пять, поднимавшиеся вверх и вниз, врезаясь друг в друга. От огня веяло терпкой смолой, он пускал языки вверх, врезаясь ими в небо. Лили расслабила пальцы с побелевшими костяшками, открыла зажмуренные глаза.
Зрачки заплыли белым, медовые радужки отражали пламя и казалось, что в глазах полыхает отдельный костер. Жаркие кольца вокруг девушки множились до тех пор, пока упертые в землю ладони не пошли черными языками второго костра. Лили с криком боли отняла их от рисунка и, не глядя ни на кого, побежала в дом, заламывая почерневшие руки.
Джиневра устремилась вслед за ученицей, а остальные, повинуясь немому взмаху руки, поднимались с места и уходили в Астровод, оглядываясь на две фигуры, бегущие почти в полной темноте. Кто-то закрывал лицо руками и я, проследив за взглядами оставшихся девушек, поняла от чего — руновязь почернела, словно укрытая жарким пеплом и выстроилась в слова, которые от меня заграждали нервно перебирающие ногами ученицы. Я повела плечами, словно стряхивая сон и побежала за Лили.
В дверях Джиневра, ухватив ученицу за плечо, свернула направо и я, с трудом поднявшись по ступенькам, заглянула за дверь в поисках коридора. Мой взгляд уперся в твердую гладь мрамора, которую я для верности проверила рукой и, убедившись в неизвестной мне магии, побежала в кабинет матери Тесс длинным путем по лестницам и пустым коридорам.
Во второй раз за день оглядывая комнату, я крутилась на месте в поисках потайного входа и вдруг с размаху врезалась коленями в стопку одеял, оглушенная громко хлопнувшей дверью и толчком руки. Джиневра оперлась на дверь спиной и тяжело дышала, прикрыв глаза. Живот стянуло и я, уверяя себя, что это просто голод, тихо спросила:
— Что это было? — женщина помолчала, закрыв лицо ладонями, обошла стол, опустилась на скрипнувший стул, заставляя вспомнить сегодняшнее утро и сказала лишь:
— Лили у себя — зачем-то провела рукой по краю старой доски и добавила — оставь ее и возвращайся в комнату. Начнешь учиться завтра — когда я уже, толкнув тяжелую дверь, спускалась по каменной лестнице, до меня донеслось шепотом сказанное — все будет хорошо
У своего порога я чуть не сбила Терезу, с опаской оглядывающуюся на темные стены, и мы вошли в комнату вместе. Тесс уперлась взглядом в звезды, отражавшиеся в воде, не решаясь говорить. Я присела рядом, основательно зарывшись в кучу одеял и маленьких пуховых подушек; мы обе мысленно прокручивали сегодняшний вечер до тех пор, пока Тереза не сказала: