Мы не стали больше говорить, наслаждаясь чем-то хрупким, повисшем в воздухе. Я только и думал о том, сколько должно быть сил, чтобы остаться собой, чувствуя невероятную мощь в кармане, чтобы улыбаться сейчас.

Вместо нас звонкую морозную тишину прервали тихие голоса, доносящиеся из палатки. Я инстинктивно отодвинулся к краю бревна, уложенного у огня в качестве скамьи, и тут же мысленно выругал себя за это трусливое движение. До последнего хотелось надеяться, что проклятые родственники просто меняются местами на своих лежанках, но нет — взъерошенная голова парня высунулась, и, заметив Лиссу, улыбнулась и прошептала что-то в брезент, вылезая полностью. Василиса обернулась и приветливо махнула Джейду, приглашая к огню. Зубы заскрежетали сами собой, но я уговорил себя молчать и слушать. Касс принялась о чем-то рассказывать Лиссе, параллельно шаря рукой в сумке с провизией. А я смотрел на девушку без привычной дрожи и настороженности, даже как будто сквозь; вздрогнул, отряхнулся и приказал себе не мудрить.

— О, Эрик, — лицо Джейда, внезапно заметившего меня за столбом огня не выражало никаких эмоций. Он обогнул меня, подсаживаясь к Лиссе — хорошо, не придется тебе отдельно рассказывать.

— Что рассказывать? — Василиса, не поднимая головы, насаживала зефир на ветку — конечно, вы же не наслаждаться летней ночью пришли, — с сожалением вздохнула она, отрываясь от сладости в руках.

— Я просто подумал, что все мы что-то знаем про то, с чем имеем дело, но отрывками, — парень прикоснулся к запястью Лиссы. Внутренности перекрутились, запутываясь друг в друге и обжигая кожу изнутри — и решил собрать все вместе, что ли.

— Это я ему предложила, — Кассандра окунула зефир в языки огня — похоже, нам единственным дали знания о магии вместе с математикой.

— Она хочет сказать, что мы знаем и всевозможные сказки, среди которых есть кое-что, похожее на правду — легенда об Обители Страха.

Василиса напряглась, с интересом внимая парню. Я, сам того не желая, тоже вслушался в его слова. Эту легенду многие слышали, но целиком ее рассказывали редко — взрослые считали это чепухой.

Вначале, когда Земля пустовала, открывая зеленые просторы простейшим существам, нежащимся свободно под солнцем, сколько им того хотелось, магии не существовало, ибо не было нужды в ней. Но блаженство продолжалось не долго; народившись, люди, куда бы они не ступили, приносили только хаос, сжигая плодородные поля и вырубая леса, наполненные птичьим клекотом.

Человек обосновался в самых лучших местах — благо, вся планета была открыта для его завоеваний — и возвел небывалого величия город посреди джунглей. Достаточно было лишь выйти из дому, чтоб наестся и напиться; угрозы таились слишком далеко, чтобы о них думать. Но людям всего было мало. Бунтовщики затоптали посевы, вырубили рощи, засушили реки; они требовали от жителей города полной власти, иначе грозились забрать и те жалкие коренья, которые старухи откапывали в погребах. Они рвались к трону, возведенному в городском замке. Поселение раскололось на две части. Белая и Черная Армии бились круглыми сутками и нигде нельзя было укрыться от их мечей.

И тогда на город снизошла магия, призванная остановить бесконечную битву. Между двумя Армиями загорались костры, но в пылу битвы никто не обращал внимания на Огонь — и Стихия снесла всех и все, сожгла дотла. Тех, кому удалось спастись, постигла участь быть унесенными Ветром и смытыми Водой. А чтобы никто и никогда не повторил ошибки древних, город был скрыт под семью слоями Земли. Остался стоять только замок, которому посчастливилось быть возведенным на холме. Стихии помиловали его и скрылись. С тех пор город именуют Обителью Страха, ибо не было войны страшнее той и не будет, а замок в сердце Обители стал сосредоточением магии и напоминанием тем, кто идет против природы.

Этим Стихии не ограничились — и оставили на Земле, спрятав глубоко и далеко, камни, в которых сокрыта великая мощь. Они определили по четыре человека из каждого столетия и даровали каждому власть над одним из камней. Магия доверилась четырем Хранителям, призванным беречь все человечество. И если они пройдут испытание и объединятся под одной целью, соединив свои силы и вложив их в одно русло, то им откроется Обитель, отдаст власть над собой до последней капли, какой бы ни была их цель. Если они смогут сдружится во имя благого, то воюющий народ, которому суждено воскреснуть и продолжить биться, остановится и покорится их мягким рукам, хотя эта битва, что между двумя армиями на земле, не главная.

Но магия — есть мудрость, и она предугадала раскол четверки Хранителей. Чтобы дать добру шанс на существование, Стихии позволили четырем истинно преданным волшебникам заменить одного предателя, восьми волшебникам — двух предателей, но шестнадцати без хоть одного Хранителя вход в город закрыт. И, чтобы выделить, отсеять от бесконечно большого человечества тех четверых, Стихии определили испытание и позволили на место Хранителя встать людям самым отчаянным, потерявшим имя и суть, пустым и чистым, как белый лист. И велено Хранителям и их товарищам возродить город, вернув магию людям.

Где-то наверху раздался скрип и еле слышный щелчок дверной ручки; я выдохнула, припуская по лестнице и отсчитывая оставшиеся завитки. Раз Аарон заперся у себя, впереди несколько часов молчания, которые я последнее время использую, чтобы сбежать из замка.

Вздрагивая от каждого шороха и сквозняка, я прокралась сквозь опустевшие залы Астровода. Когда вода спала, нам открылась кухня, сухая и невредимая. Горы припасов немного поднимали настроение, но я все равно старалась держаться подальше от тех мест, где жили люди. Только бы не вспоминать.