Он ушёл, а я молча смотрела ему вслед. Всё обошлось, и Стэн был спасён, но легче мне от этого почему-то не стало.

Утром я пошла в его каюту. Он крепко спал. Мне тоже нужно было поспать после вахты, но вместо этого я развернулась и вышла. Я была уверена, что рядом с ним мне уснуть всё равно не удастся.

Добравшись до постели в своей каюте, я легла и почти тут же уснула. Проснулась ближе к обеду. Приняв душ и приведя себя в порядок, я отправилась в ресторан. Джулиана там не было. Хок задумчиво посмотрел на его пустующее место, а потом обернулся туда, где сидел Дакоста. Тот тоже смотрел на стул Джулиана.

— Он лёг спать уже ночью, и был крайне измотан, — пояснила я старпому. — Наверно, ещё спит.

Хок кивнул и занялся едой. Мы обедали молча, хотя в ресторане царило оживление. Из доносившихся до меня обрывков разговоров было ясно, что ещё утром Дакоста объявил экипажу, что со Стэном всё в порядке. Напряжение спало, хоть и ненадолго.

Дакоста поднялся из-за стола и, бросив салфетку рядом с прибором, подошёл к нам.

— Добрый день, командоры, — произнёс он, и я вдруг подумала, что уставное обращение теперь звучит у него совершенно привычно, словно, он всю жизнь прослужил в космофлоте. — Я хотел узнать, как себя чувствует доктор МакЛарен.

— Я полагаю, что он ещё спит, — ответила я. — Ночью у него был измученный вид.

— Неудивительно, — Дакоста посмотрел на пустой стул и, придвинув к столу другой, сел рядом с нами. — То, что он сделал, отняло у него слишком много сил. Я полагаю, больше, чем те, которыми бы мог располагать обычный человек.

— О чём вы? — поднял голову Хок.

— Так, мысли вслух, — пробормотал Дакоста. — Он в чём-то прав, я — книжный мальчик. Я много читал, но то, что я делал — это в основном лишь химические опыты. Ничего такого, что нельзя было бы объяснить с позиции современной науки. Знаете, на самом деле это нелегко, в течение долгих лет изучать науку, так круто замешанную на ошибках и обмане. Как часто, отдав месяцы разгадке очередного таинственного текста, вдруг получаешь вместо философского камня очищенный фосфор, а вместо золота — окрашенную в жёлтый цвет твёрдую ртуть. Очень сложно не отчаяться и не принять распространённую точку зрения на алхимию, как на лженауку.

Хок усмехнулся:

— До нас было сказано:

— Верно, — невесело усмехнулся мальтиец, — Себастьян Бранд написал эти строки на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков. Что уж говорить о наших днях, когда любой металл можно превратить в золото путём цепи ядерных реакций. Этажом выше в лаборатории как раз есть подходящий агрегат. Вот и приходится быть преданным своей науке не благодаря, а вопреки.

— Зачем? — Хок откинулся на спинку стула. — Никогда не видел проку в алхимии. Особенно теперь, когда все её цели достигнуты иными вполне объяснимыми путями.

— Вы не понимаете сути алхимии, старпом, — неожиданно мягко произнёс Дакоста. — Алхимия — это не просто наука о путях трансформации материи. Настоящий алхимик всегда жаждал не богатства и славы, а достижения иных, более высоких целей. Согласно многим источникам алхимики, добывшие философский камень, чаще всего жили в нищете и не гнушались этим. Алхимия, против распространенного мнения, наука не дьявольская, а божественная. Алхимик работал с молитвой, многие его знания и идеи почерпнуты в Священном писании. Многодневные упорные размышления над сутью вещей граничили со столь любезной вам трансцендентальной медитацией. Именно благодаря этому алхимия являлась также наукой о путях трансформации духа. Не забывайте, что Святой Фома Аквинский был не только теологом и философом, но и знаменитым алхимиком. И именно это поддерживало меня среди многих неудач. Кстати, МакЛарен вчера признался, что его кумиром когда-то был небезызвестный Филипп Аврелий Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, принявший имя Парацельс. Он был не только гениальным врачом и естествоиспытателем, но и выдающимся алхимиком.

— Против Парацельса я ничего не имею, — поднял руки Хок.

Дакоста вздохнул и перевёл взгляд на меня.

— Вчера, командор, я, наконец, получил награду за свою верность, потому что увидел то, что может алхимия в сочетании с магией, и что неподвластно современной науке. И этим я обязан доктору МакЛарену.

— Что вчера произошло? — я невольно подалась к нему. — Я видела его ночью, но то, что он говорил, было слишком путано. Что-то о превращении неживой материи в живую.

— Пустые мечты… — покачал головой Дакоста. — Жизнь — суть творение Господа, а, значит, лишь ему дана сила и воля даровать жизнь. Ещё в древности было известно, что жизнь — есть некая чистая энергия, дарованная свыше. И, согласно некоторым источникам, созданные в древности искусственные существа были либо роботами, то есть хорошо сделанными системами обычных механизмов, либо, они являлись живыми существами, но созданными путём переливания в них жизненной силы их создателей.

— Каким же образом происходило переливание этой жизненной энергии? — уточнила я.

— Вы верно уловили суть вопроса. Именно это является самым главным. Сейчас наукой найдены способы выделения и переливания жизненной силы. Это чистая теория и лабораторные исследования. Слишком велик риск злоупотребления этим знанием. На нашем звездолёте такой аппаратуры нет, и быть не может. Вчера, когда у Стаховски затрещали кости, и вскипела кровь, а датчики показали, что он на грани полного истощения, которое наступит в течение ближайших трёх минут, после чего его организм исчерпает стремительно иссякающие резервы, и он погибнет, у меня опустились руки.