— Младший астронавигатор, маршрут.

— Даю, — поспешно и взволнованно откликнулась она. — На экране появилась цепочка координат, аналогичная первой.

— Старпом, проверьте, — проговорила я, подозревая, что девочка сдула ответ задачки у начальника.

Хок кивнул и, подключившись к астронавигационному терминалу, начал работу.

— Машинное, — по привычке произнесла я, — Готовимся к переходу на сверхсветовую. Рекомендуемая скорость?

— Вторая крейсерская, — откликнулся стармех, словно не заметив моей оговорки. А, может, слышал, что «старики» иногда называют реакторный отсек «машинным».

— Готовность…

— Три минуты, — подсказал Хок.

— Три минуты, — кивнула я.

— Понял, успеваем.

Я бросила взгляд на хронометр на пульте. Через две минуты и пятнадцать секунд, Хок сообщил:

— Есть. Полное совпадение.

В его зачётке появилась очередная пятерка.

— Запускай.

— Есть маршрут, — подтвердил Бомбадил. — Есть готовность.

— Ну, счастливо нам, — пробормотала я и запустила программу полёта на рабочий режим.

На переднем экране быстро мелькнули навстречу звёзды, и установилась стационарная картинка звёздного неба, которая будет висеть теперь до выхода из подпространства.

— Мягко вошли, — одобрила я и спросила. — Сколько времени займёт полёт?

— Семьдесят два часа, — тихо ответил Булатов.

— Трое суток, — подтвердил Хок.

Мне уже тогда показалось странным, что нас кинули на такой большой конец из-за какого-то маленького патрульного катера. Правда, потом я подумала, что нам для раскачки дают несложную задачу, и вернулась к проблемам, которые казались мне более насущными.

Я развернулась к Булатову. Про то, как он выглядел в этот момент, говорят: «на нём лица не было». Тем не менее, он набрался сил снова взглянуть мне в глаза.

— Как вы это делаете?

— Считаю, — просто ответил он.

— Восемь тысяч операций в секунду?

— Может быть. Я рассчитываю маршрут, а не считаю операции.

— Вы что, на память знаете все координаты, все пеленги, все направляющие и все сигнальные предупреждения?

— Знаю. Если видел один раз, значит, помню.

— И не ошиблись ни разу?

— Нет.

Я покосилась на Хока. Он приподнял бровь и округлил глаза.

— Мы проверяли и не раз, — неожиданно проговорила Зира Кхан, сидевшая за пилотским пультом справа от меня. — Мы проверяли выборочно до двухсот координат. Стопроцентное совпадение.

Я вдруг вспомнила ту сцену, что мы застали здесь, когда впервые вошли в командный отсек. Мне тогда показалось, что он читал координаты. Выходит, он производил расчёты, выдавая показания синхронные и аналогичные показаниям навигационного компьютерного блока.

Нагнувшись к своему пульту, я проговорила в микрофон:

— До выхода из подпространства вахты в обычном режиме. Остальные могут быть свободны, — потом поднялась и кивнула Булатову. — Идёмте со мной.

В мой отсек, который был попросту кабинетом командира корабля, можно было войти, как из командного, так и из маленького коридорчика с другой стороны.

Мне нравилось, что отсек был неофициальный. Только стол и полукруглый диван сбоку от него, как бы обрамляющий круглый деревянный столик, на котором стояла ваза с цветами. На противоположной стороне — книжные полки, и на полочке — кофеварка, рядом с которой стоял изящный кофейный сервиз из тонкого фарфора в стиле рококо.

— Садитесь, — проговорила я, кивнув на диван, и подошла к кофеварке. — Сахар, сливки?

— Сахар, если можно, — проговорил он.

Я занялась приготовлением кофе, чтоб дать ему возможность прийти в себя. Когда я поставила на столик две чашки, он уже взял себя в руки.

— Значит, из-за этого вас и гоняли по кораблям? — спросила я.

Он кивнул.

— Из-за этого. Пока я считаю на компьютере, всё в порядке, все довольны. Но я не могу считать то, что уже сосчитано. Едва я начинаю выдавать чистый результат, меня гонят взашей и ещё говорят, что я должен их благодарить, что мне дают уйти по-хорошему.

— Как вы считаете?

— Я не знаю. Это подсознательный процесс. Я чувствую эту цепочку и, наверно, мог бы её разложить, но на это уйдёт несколько дней. Едва я получаю конечные координаты, процесс запускается… И я получаю результат. Многие считают, что я жулик, хочу выглядеть этаким вундеркиндом. Некоторые, просто не хотят верить, что я могу считать правильно, и заставляют перепроверять на компьютере. Я ни разу не ошибся.

— Ну, их можно понять, Юрий Петрович. Вам ведь известно, чем чреват неверный маршрут.

— В том-то и дело, что известно, но я уверен в себе даже больше, чем в компьютере. Я не знаю, что происходит в его мозгах, и не будет ли там сбоя. А что происходит у меня в голове, я знаю. Не понимаю, как, но я полностью контролирую этот процесс. И я уверен в ответе, иначе не брал бы на себя такую ответственность.

Он устало взглянул на меня.

— Прогоните?

Я задумалась. Ответить было нелегко. Оставив его, мне пришлось бы взять на себя ту же ответственность, что и он, но я-то не могу контролировать его процессы. С другой стороны, почему он не может быть прав? Что, выбросить парня на пирс только потому, что я не верю? Ему больше работы не найти. К тому же, он внук Вадима Булатова, человека, который когда-то поверил в меня, которого я, отрицающая какие-либо авторитеты для себя, в тайне всегда считала своим учителем, потому что именно он научил меня быть командиром. И ещё очень долго я, оказавшись в сложной, почти безвыходной ситуации, вспоминала его спокойный голос, однажды заставивший меня действовать и спасти себя и весь экипаж от верной гибели. И я спрашивала себя, как бы поступил Булатов, и ответ находился, единственно правильный ответ.