Она мое величайшее произведение. Картина маслом, которую я хочу повесить у себя на стене до конца вечности.

— Ты такая чертовски красивая, — бормочу я, не уверенный, что она меня слышит.

Протягиваю руку, чтобы помочь ей привести себя в порядок, но она отталкивает ее, поправляя платье, насколько это возможно.

— Мне нужно в уборную.

Сжав челюсти, я делаю шаг назад, киваю, хотя то же самое неприятное чувство снова вспыхивает в моем животе, предупреждающий знак, если он когда-либо был. Я сажусь на свое место, заправляю себя обратно в штаны и жду, пока она исчезнет за занавеской.

Проходит пять минут. Потом десять.

Через некоторое время беспокойство превращается во что-то более глубокое, во что-то более печальное.

Что-то более постоянное.

И когда я покидаю балет раньше положенного, пробираясь во все туалеты, доступные для публики, заглядывая под каждую кабинку, я не удивляюсь, когда все, что я нахожу, — это ее телефон, брошенный на задней стенке туалета.

Клочок бумаги засунут под устройство, и мое сердце замирает глубоко в горле, принося с собой волну тошноты.

Как долго я любил тебя,

Но выразить не смел.

Лишь ты мне радостью была,

Лишь о тебе я пел.

(п.п.: Джон Клэр — Секрет)

Я стою в этой кабинке гораздо дольше, чем следовало бы, читая и перечитывая слова Джона Клэра, не в силах избавиться от иронии того, что мы, похоже, прошли полный круг.

Интересно, было ли ей также больно, когда я был тем, кто ушел.

ГЛАВА 36

Елена

Ариана пристально смотрит на меня, откусывая свой сэндвич с тунцом, ничего не говоря.

На самом деле, ни одна из сестер ничего не сказала за сорок пять минут, и это начинает действовать мне на нервы.

— Хорошо, что? Почему вы двое такие чертовски тихие? — Отщипывая корочку от жареного сыра, Стелла смотрит на меня. — О чем мы должны говорить?

— О чем угодно, — простанываю я, опуская голову на стол. — Да ладно вам, ребята, я так не хочу сейчас оставаться наедине со своими мыслями.

Они обмениваются взглядами, и Ариана медленно выдыхает.

— Ну… есть с чем разобраться.

— Да, — соглашается Стелла. — Для начала, мама и Кэл? Гадость. Поговорим об уважении. Я отчасти надеюсь, что папа расскажет Старейшинам.

Мой висок пульсирует, воспоминания о прошлом вечере, как раскаленное железо, давят на мой мозг.

— Не совсем в том направлении, в котором я надеялась, что это пойдет.

Я не останавливалась достаточно долго, чтобы по-настоящему подумать о реальности всего, что произошло, и когда Кэл появился в театре прошлой ночью, и я позволила ревности и обиде затуманить мое суждение. Позволил ему трахнуть меня в общественном месте, где вся моя семья могла слышать.

И, судя по румянцу, окрасившему щеки моих сестер, когда я пришла в закусочную сегодня днем, они определенно слышали.

— Эй, — говорит Ари, указывая на меня жареным картофелем. — Либо ты ведешь беседу, либо другие люди выбирают темы. Таковы правила общества.

Стелла фыркает.

— Кто установил правила?

— Я. Только что. — Ариана достает свой телефон, несколько мгновений молча прокручивает его, прежде чем повернуть экран лицом ко мне. Появляется новостная статья с отметкой времени на сегодняшнее утро. СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА ВОЗВРАЩАЕТСЯ В БОСТОН ПОСЛЕ ИНСЦЕНИРОВАННОГО ПОХИЩЕНИЯ; КОМПАНИЯ ОТЦА ОБЪЯВЛЯЕТ О КАДРОВЫХ ИЗМЕНЕНИЯХ, НОВЫХ ИНВЕСТИЦИЯХ. — Вы бы предпочли поговорить об этом?

Заголовок заставляет мою кровь закипать, усиливая кипящий гнев по отношению к родителям, закапывая его еще глубже. Я не видела их с тех пор, как вчера вышла из дома; вместо того, чтобы оставаться в пентхаусе, как раньше, я отправилась в центр города, в квартиру бабушки в Миллениум Тауэр, уверенная в том, что Кэл не найдет меня там.

Не то чтобы он не мог, но предпочел бы этого не делать.

И он никогда этого не делал.

Несмотря на то, что это означало, что он получил мое сообщение громко и ясно, я все еще не могла избавиться от маленького ростка надежды, который поселился в моей душе, желание, чтобы он снова пришел за мной.

Чтобы не было предела количеству раз, когда он будет преследовать меня на край света, независимо от того, сколько раз я его оттолкну.

Очевидно, что это не так.

Мои родители тоже не выходили на связь, хотя, оставив свой телефон в театре, я полагаю, что фактически прекратила с ними общение. Конечно, никто из них не в курсе, что я осведомлена о квартире бабушки, а это значит, что они тоже не придут искать меня здесь.