ГЛАВА 13

Кэл

— Что это за место?

Я смотрю вниз на свою жену, приступ тошноты щекочет мой пищевод — будь то возраст или воспитание, тот факт, что мы стоим прямо внутри дайв-бара, и она понятия не имеет, что это такое, выбивает меня из колеи.

Возраст никогда не был для нее проблемой — по правде говоря, я встречался с ней лично всего пару раз, когда она была ребенком, и только спустя долгое время после того, как ей исполнилось восемнадцать, я позволил себе увидеть ее в ином свете, чем дочь Риччи.

Просто в ней есть что-то такое, что выводит возраст из уравнения.

Кроме как сейчас.

Часть меня должна чувствовать себя плохо из-за того, что я разрушаю жизнь девушки еще до того, как у нее появился шанс испытать ее, но другая, более темная часть меня вспоминает, как ее родители лишили меня всего, и это стирает чувство вины.

Я был намного моложе ее.

— Бар, — отвечаю я, указывая на стойку слева от нас. Один из людей Джонаса, Винсент, сидит на табурете позади него, ковыряя в зубах пластиковой вилкой.

Она корчит ему рожу, затем оглядывается.

— Как я попала внутрь? Мне еще нет двадцати одного.

— Ты со мной, и те же правила, которые применяются к широкой публике, не применялись ко мне годами.

Положив руку ей на поясницу, я стараюсь не восхищаться мягким хлопком маленького красного сарафана, который на ней надет. Вырез углубляется между ее декольте, завязываясь узлом ниже груди, и я больше всего на свете хочу развязать его и насладиться ею прямо здесь, прямо сейчас.

В дни, прошедшие с тех пор, как флешка появилась на моем крыльце, мы вошли в своего рода рутину; я работал сверхурочно, пытаясь найти виновника — безрезультатно, черт возьми, — и она тратит свое время на заказ дерьма с моей кредитной картой и пытается понять, как ее использовать.

В первый день это была рыбалка. Она заказала неоново-розовую удочку и подходящую коробку для снастей и встала с постели в четыре утра, готовая проверить свои исследования.

Через час она вернулась в дом, раздраженная тем, что никто не сказал ей, что рыбалка такая скучная.

Еще один день был посвящен созерцанию звезд, хотя она уснула еще до того, как появились лучшие созвездия.

Я знаю это только потому, что не спал с тех пор, как она приехала, каждую ночь сидя в кресле в гостиной с бутылкой скотча, пытаясь собраться с духом, чтобы присоединиться к ней в постели.

Но есть причина, по которой она еще не видела меня обнаженным; так же, как и то, почему я не могу позволить себе быть таким уязвимым рядом с ней. Картография моего тела, хотя и стройного и вылепленного за годы напряженных тренировок, испорчена множеством изъянов.

Свидетельства моих злодеяний навсегда запечатлелись на моей коже.

Однако все это не имеет никакого отношения к тому, почему я ее еще не трахнул. На самом деле за этим фактом нет конкретной причины, просто реальность.

Когда я трахаю ее, я хочу сделать это правильно, и я не хочу рисковать потерять эрекцию, потому что я слишком занят, думая о людях, которые придут за нами, или о том, как мой план рушится еще до того, как я его выполнил.

Отсюда и наше прибытие в Пылающую Колесницу. С его шаткими деревянными полами и досками, прибитыми к окнам, блокирующими весь солнечный свет, я удивлен, что моя маленькая жена не поворачивается и не убегает.

Это определенно не то место, которое она посещала бы по собственной воле.

И все же, в ту секунду, когда моя рука касается ее, она почти растворяется в движении, позволяя мне вести ее через комнату. Мои плечи напрягаются, пока мы идем, раздражение стекает по позвоночнику, когда головы поворачиваются, а глаза скользят по ее изгибам, словно выставленным напоказ.

Они не должны узнать меня в этом свете.

Мы устраиваемся у заднего стола— того самого, за которым сидел Колени Морелли две недели назад. Гвен, официантка с колючими светлыми волосами и пирсингом в носу, подходит, чтобы принять наш заказ, и Елена осторожно берет бумажное меню из диспенсера для салфеток, поджимая губы, просматривая его.

— Я не ем большинство морепродуктов, — говорит Елена, вертя меню в руках. Она поднимает взгляд на Гвен. — Что бы вы посоветовали?

— Ничего серьезного, — бормочет Гвен, постукивая ручкой по краю блокнота.

— Гвен, — бормочу я, кладя руку на спинку стула, где сидит Елена. — Манеры обслуживания клиентов, помнишь?

Она закатывает глаза, перенося вес на другую ногу. — Я пытаюсь спасти ее от определенного пищевого отравления. Винсент сегодня дежурит на кухне, а Джонас даже не хочет есть свою стряпню. — Взглянув на Елену, она широко раскрывает свои карие глаза. — Джонас ест все, что угодно. Только не в том случае, если Винсент к этому прикасался.