Шрифт:
А Фрост прошел дальше по коридору и остановился в самом его конце. В последней камере на нарах лежал человек, который не подбежал к двери, как другие. Капитан припал к зарешеченному окошку. Человек на нарах пошевелился и обернулся. Наемник не узнал его лицо, но узнал волосы и характерный наклон головы.
Губы мужчины были разбиты и кровоточили, нос превратился в кровавое месиво. На руках и груди виднелись синяки и другие следы побоев и истязаний. Пленник был одет лишь в обрывки каких-то брюк. Но волосы, волосы были те самые.
— Мэтт, — позвал капитан. Мужчина пошевелил головой.
— Хэнк? Хэнк Фрост?
Голос — хриплый и уставший — тоже трудно было узнать, но в глазах мужчины по-прежнему горел неукротимый огонь, знакомый Фросту еще по Вьетнаму.
— Отойди к стене, — сказал наемник, поднимая “Узи”. Замок вылетел из двери, и она распахнулась. Мэтт Дженкс недоверчиво огляделся.
— Неужели свобода? — спросил он.
Фрост сменил магазин и протянул оружие другу.
— Да, Мэтт. Свободен. Но нам еще придется повоевать за это. Там, в комнате, есть один автомат. Ты возьмешь его. Прихвати и одежду какую-нибудь. Сними ее с мертвых русских. Так это твои бойцы сидят тут в камерах?
— Часть из них мои люди, — ответил Дженкс. — Но они все повстанцы. А что, черт возьми…
— Мы вытащим тебя отсюда, приятель. А где это проклятое лазерное оружие, о котором ты говорил?
— Где-то в горах, — сказал американец. — Они вывезли установку пару дней назад, насколько я знаю. По крайней мере, здесь ее нет.
— Ну, слава Богу, что ты жив, — улыбнулся Фрост. — А до этой штучки мы еще доберемся. Ты можешь идти или нужны носилки?
Дженкс упрямо покачал головой.
— Конечно, могу идти, Хэнк. За кого ты меня принимаешь?
Фрост хлопнул его по плечу. Вот такой он, Мэтт Дженкс, его старый друг. На такого всегда можно положиться. Такой не подведет — будет драться до последней капли крови. Однако капитан видел, что лишения и пытки все же наложили свой отпечаток на опытного бойца и теперь, возможно, ему придется преодолевать какой-то психологический барьер, чтобы вновь стать самим собой.
Фрост еще раз взглянул на Дженкса и двинулся по коридору к выходу. В живых оставалось еще слишком много коммунистов, чтобы можно было себе позволить расслабиться.
Глава двадцать первая
Разрывы ракет все еще сотрясали оконные стекла в главном корпусе, когда Фрост, Дженкс — довольно странно выглядевший в советской шинели и сапогах — и освобожденные из заточения моджахеды подошли к выходу из здания. Капитан повернулся к Мэтту.
— Ты знаешь их язык. Переведи мои слова.
— Хорошо, — кивнул Дженкс. — Говори.
— Скажи им, что нам нужно пересечь центральный плац и выбраться к дальней стене крепости. Там со скалы спущены две веревки, по которым мы поднялись сюда. Как только начнется стрельба…
— Подожди, — перебил Дженкс, — я не успеваю. Он повернулся к афганцам и заговорил на их родном языке. Те понимающе кивали.
— Короче, один из наших людей должен был сбросить еще шесть веревок. Сабхан принес их с собой, полный мешок…
— Сабхан здесь? — спросил Мэтт.
— Да. Что-то не так?
— Он хороший боец. Мохаммед уль-Раик считает его одним из лучших своих полевых командиров.
— Вот и отлично. Когда вы подойдете к краю плато, как можно быстрее закрепляйте петли и начинайте спуск…
— Подожди…
Дженкс снова стал переводить. Дождавшись, когда он замолчит, капитан продолжал:
— Короче, спускаться нужно с максимальной скоростью. Это будет не очень трудно — там уже все должно быть подготовлено. И все же, пусть будут осторожны.
Мэтт посмотрел на Фроста и опять перевел. Моджахеды кивали, но в глазах у некоторых наемник заметил страх — редкое явление у афганских горцев.
— Ну, вперед, — сказал капитан. — Как только мы окажемся во дворе, Мерана и Сабхан попытаются развалить ПТУРСами эту дальнюю стену, чтобы нам не пришлось перелезать через нее.
Дженкс снова обратился к моджахедам. Те молча выслушали его, поглядывая на свое оружие — ножи для разрезания бумаги, ножки стульев, ремни — все, что им удалось найти в здании, и что могло послужить хоть каким-то аргументом в борьбе за жизнь.
Фрост последний раз оглядел свою команду, а потом цинком распахнул дверь и бросился наружу. Здесь по-прежнему стреляли, и стоял невообразимый шум. Рвались ракеты, ревели двигатели танков, кричали люди.
Моджахедов было значительно меньше, чем русских, но они были лучше подготовлены и знали, чего хотели, поэтому бойцам Советской Армии пока не удавалось перехватить инициативу.