Шрифт:
— Ладно, — махнул рукой, — давай кисточку, ща что-нибудь придумаю…
И я придумал.
Сначала закрасил умбон красной краской. Конечно, она была не той красной, к которой привык я, скорее бурой, как полы в старых домах. Потом закрасил все поле зеленой. А под конец взял черную, и нарисовал две дуги во всю ширь — над умбоном и ниже.
— Что-то не пойму, что ты рисуешь… — наморщил лоб Стейн.
А я от дуг пустил расходящиеся черточки, а поле внутри дуг, до умбона забелил белой краской.
— Ну как? — я повернул щит к Стейну.
Того передернуло.
— Отверни, — скривился он, — сам придумал?
— Да. А что?
Я оглядел получившийся глаз. Особенно цеплял красный зрачок.
— Не хотел бы я выходить против такого. — все еще морщась пробормотал Стейн, — Это чей глаз?
— Не знаю, орка наверно. Видишь — кожа зеленая.
— Хорошо бы так… Но ты все равно, держи его на всякий случай глазом к стене.
Ночевать я естественно остался у Гунара. И как обещали, мне выделили свободную комнату. Когда в доме все улеглись, Гретта тихой мышью прошмыгнула под одеяло, замерла рядом, напряженная. Чертово ночное зрение! Скудного света одинокого светильника из комнаты, да еще пробивающегося сквозь плетеную загородку мне все рано хватало, чтоб разглядеть ее напряженное лицо.
А мне то каково! Чувствую себя просто по-дурацки! Первый раз, когда я с девушкой под одним одеялом, и… такое! Словно и не самым кайфовым на свете делом собираюсь заняться с симпатичной подругой, а отрабатываю не очень приятную обязаловку.
Повернулся к ней.
— Ты как?
Господи, сам чувствую, что за глупость несу!
Протянул руку, провел по волосам, по щеке…
— Асгейр, — Грета как перед прыжком в воду повернулась ко мне, — не говори ничего, ладно?
— Да…
Она мне даже договорить не дала. Девушка как с цепи сорвалась, настолько неистовой я ее еще не видел, не ощущал. Как будто прорвало незримую плотину, и поток накопившейся энергии вырвался, сметая преграды.
Не сразу, но ее безумие завело и меня. Постарался выкинуть из головы все слова, что хотел сказать себе в оправдание, все что хотел сказать ей в поддержку. Только я и она, два тела и одна кровать с соломенным матрасиком…
Когда все закончилось мы оторвались друг от друга. Как в дешевой рекламе или плохих сериалах, не хватало только совместного «Ах!», призванного продемонстрировать зрителям, что мы только что имели бурный секс.
Несколько минут лежали молча, уставившись в потолок. Меня, вообще-то начало срубать, глаза как будто сами собой закрывались, стенки комнаты стали растворяться…
— Что же мы наделали с тобой, Асгейр? — голос Гретты вырвал из подкатывающей дремы.
«Как что наделали? Сделали друг-другу хорошо» хотел было ляпнуть я, но все-таки успел сообразить, что речь шла не о последнем часе. Что ответить? Я не нашелся.
Она наклонилась надо мной, чмокнула… и ушла спать в общий зал. Правда удивляться такому поступку у меня не осталось сил, я вырубился.
А вот сон я на утро как не странно вспомнил, хоть уже давным-давно ничего не снилось. Я стоял один, в каком-то поле, причем явно не местном — ровном и выжженым как южная степь. В руках я держал арбалет, но не такой, какой получился сейчас. Это было высокотехнологичное изделие: дуга меньше и более сложной формы, не металлическая, но и не то, что сделал Стейн. Ложе — само совершенство: узкое, отполированное дерево, кажется лакированное, до того оно было гладким. Удобный приклад как на спортивной винтовке плотно упирался в плечо. Сквозь откуда-то взявшийся прицел я смотрел на мчащегося на меня всадника. Он так низко пригнулся, что за конской головой его почти невозможно было рассмотреть, только наконечник здоровенного копья да вьющаяся на ветру яркая кисточка привлекали взор. Я откуда-то знал, что стрелять в широченную грудь лошади, представляющую великолепную мишень бесполезно — пусть лошадь потом и умрет, но сейчас она все равно до меня доскачет. И перезарядиться я не успею. Но страха не было, я даже поразился этому. Вроде бы должно было быть страшно, до дрожи в коленках, до слабости в руках, до паники и желания забиться под землю, побежать… Но нет!
Подушечкой указательного пальца я почувствовал холодок металла спускового крючка, нежно потянул… Щелк! Отдача.
И как в замедленной сьемке я увидел красное оперение тяжелого болта, вспыхнувшее на блестящей бронзовой кирасе падающего навзничь наездника.
Глава 18
Я стоял, и смотрел на парящую воду, туда, где на дне лежала уже фактически моя лодка. Я ее настолько считал своей, что уже и место в своей хозяйственной деятельности нашел. Буквально «внес в опись».
И вот — на те. Что за облом?!
Что ж, сеть, которую я усиленно плел последние деньки надо пускать на сетки захапов, поставлю еще парочку, а то и все три. Других береговых средств лова я пока не придумал. Не удочки же снаряжать!
С тяжким вздохом осмотрелся. Наверху прилично задувает, и опять идет снег, а здесь, в узкой щели фьорда было безветренно, и только крупные хлопья снега сыпали с неба. Здравствуй новый рабочий день! Кто там стонал от «дня сурка» века двадцать первого? Дескать: каждый день на работу, каждый день одно и тоже, а выходные пролетают так, что не заметишь. Поживи-ка в средневековье, узнаешь, что такое «день сурка» по-настоящему!