Пальцы нежно прижимают скобу. «Пам», отдача.

Последнего врага швырнуло вперед, на склон.

Опять поскользнулся? Промахнулся?…

Не-е-ет. Я вижу, как держащие веревку руки разжимаются и тело начинает съезжать вниз, оставляя на снегу тонкую красную полоску.

Я устало выдохнул, вот и все. Разряженный арбалет закачался в правой руке дугой вниз.

Но по-хорошему проконтролировать покойника было надо. Об этом в каждом виденном ранее боевике говорилось. Потом или тело пропадет, чтоб напасть в неподходящий момент, или как говорится «из последних сил» что-нибудь сделает.

Вздохнул, недовольно поморщился, подхватил из-под навеса топор, и побрел в направлении подъема.

К удивлению, толстый разбойник был еще жив. Я метил в затылок, но оперение болта торчало из правой лопатки, и совершенно терялось на фоне темной одежды. Судя по булькающим звукам, стрела пробила легкое. Но он дышал!

Тело сползло вниз, почти в самое начало подъема, здесь же неподалеку валялись брошенные щит и копье. Я подхватил древко и ткнул наконечником в жирную задницу.

— Не сдох там еще? Слышишь меня?

Ответом был кашель.

Подходить к этой горе сала не хотелось. Умирающий или нет, но в этих лапах моя тушка хрумкнет как воробей в кулаке. Нет уж. Я снова ткнул его копьем.

— Давай, поговори со мной.

Свен по одной подобрал под себя руки, с видимым трудом уперся в снег, поднатужился и перевернувшись сел.

— Ты кто? — его взгляд с трудом сфокусировался на мне. В глазах застыл ужас, на губах лопались кровавые пузыри, тонкая темная струйка ползла вниз, от уголка рта.

— Я твой демон, не узнал? Пришел за душой плохого орка. Орк не слушался маму, водился с плохими парнями, и воровал чужие вещи. Теперь я заберу его душу в ад.

— Кху-да? — прокашлял он.

— Не важно, ты кто такой?

— Свен. Свен Фридрихсон, из Ранрике.

— Чёж тебя сюда занесло так далеко от дома, Свен из Ранрике?

Он попытался усмехнуться, закашлялся. Усмешка вышла жуткой.

— Так работа нужна. Есть что-то надо.

— Есть всем надо, — согласился я.

Шевельнувшаяся было жалось мигом улетучилась, как только я вспомнил, как со мной уже обошлись эти двое. И что планировали сделать. Я вдруг явственно представил, как мое рассеченное сильным ударом тело тонет в водах фьорда, а вот этот толстый козел, которого я чуть было не пожалел, усмехаясь жрет мою рыбу, вытирая жирным пальцами пухлые лоснящиеся губенки… Сука!!!

— Вставай!

— Я не могу-у.

— Вставай, гондон! Или я тебя прямо здесь кончу!

И я ткнул подтоком копья туда, где из коричневой туники торчал граненный наконечник, а вокруг расплывалось темное, отблескивающее мокрым пятно. Сомневаюсь, чтоб он знал, что такое «гандон», но вскрикнув от боли с нескольких попыток утвердился на шатких ногах. Толстяк задыхался, струйка крови изо рта увеличилась. Видно что-то почувствовав он утерся кулаком, чем только размазал кровь. Посмотрел на руку, сплюнул кровавый сгусток.

— П-шёл, — я отшагнул в сторону, пропуская разбойника мимо себя. Безумная идея овладела моим сознанием.

— Отпусти меня, а? — плаксиво захныкал толстяк.

— А кто орал «убей его», а? Может Пушкин? Давай, переставляй ноги жиртресина!

Сомневаюсь, что он понимает хотя бы половину того, что я несу. Но мне было по барабану. Эмоций не испытывал. Никаких, вообще. Холодная как жидкий азот ярость клокотала в груди, но голова была пуста, что твой горшок. Я даже не думал.

— Поверь парень, это не я! Это все Ларс! Ты не представляешь какой он страшный!

Ага-ага, чувак, ты случаем не те же сериалы смотрел, что и я? Пахнуло голимыми штампами.

— Не верю!

— Да, да, — закивал толстяк, оглядываясь, но по-прежнему переставляя ноги подгоняемый тычками копья, — он страшный! Он убийца! Берсерк!

— В игру твою дешевую не верю! Топай!

Не знаю, сколько заняла дорога до мостков. Свен несколько раз оступался, грохался коленями о гальку, но всякий раз, пинками, угрозами и копьем я заставлял его встать и идти.

Эмоции все-таки наверно были. Но только они закапсулировались где-то в районе солнечного сплетения, и я боялся к ним прикоснуться. Чего боялся? Не знаю. Может того, что все-таки начну видеть перед собой тяжелораненого, смертельно напуганного большого ребенка и жалось возьмет верх? В книжке Фродо пощадил Голума, не дал его убить. Проявил сентиментальность. Может это конечно такая авторская задумка, но весь опыт моей короткой жизни, и сотен часов просмотренных боевиков говорил одно — врага надо уничтожить. И поэтому я раз за разом заставлял себя вспоминать разрубленные двери землянки, то ощущение пустоты, когда понял что отдавать долг не чем, перекошенную морду этого жирного пидора, кричащего своему подельнику: «Убей его, я уже хочу сожрать его рыбу!» И это добавляло решимости.

Перед мостками Свен, что-то почувствовав встал.

— Что ты собираешься делать? — вновь захныкал любитель чужого имущества, — прошу, не надо!

— Иди, — я пнул его в толстый зад промокшим башмаком.

Он обернулся.

— Убей тогда прямо здесь.

— Топай я сказал, или вгоню эту штуку, — потряс его же копьем, — тебе в очко, и буду проворачивать, пока все кишки на него не навернуться!

Теперь он пятился, и мостки опасно раскачивались и скрипели под его тушей.

— Ну пожалуйста…