Истерика? Это слабое слово для обозначения того, что чувствую я. Надя наверняка то же самое. Мы достигли такого состояния, что даже вырываться перестали. Ослабли обе. Только носами сопим и мелко трясёмся обе. Нас берут за руки ниже локтя и ведут куда-то. Перебираем ногами, стараясь не упасть, хотя идти в полной темноте ой как тяжко!

Нас проводят какими-то коридорами, становится слышнее звук аэропорта, по ногам пробегает холодок. Значит, вышли на улицу. Мне кажется: сейчас посадят в машину и повезут в тюрьму. Но вместо этого ведут дальше, потом направляют чуть вверх. Делаю шаг и понимаю: под ногами лестница. Металлическая. Всё сильнее запах авиационного керосина.

Тут до меня доходит: да это же трап самолёта! «Пожалуйста, верните меня домой, — прошу сама кого не знаю. — А уж там всё выяснится. Ну как из меня преступница? Я кредит на ноутбук выплатила, ипотеку плачу исправно. Я хорошая!»

Нас заводят в самолет. Звуки снаружи заглушаются потому что. Усаживают в глубокие мягкие кресла. Но снимать наручники, мешки и скотч не спешат. Пристегивают ремнями безопасности. Оставляют в таком состоянии и уходят. Слышу, как закрывается дверь. Отъезжает трап. Начинают разгоняться двигатели.

Легкий толчок, и самолёт стартует с места, выезжая на взлетно-посадочную полосу. Вскоре он разбегается и взмывает в небо. Меня вдавливает в кресло, и я старательно глотаю, чтобы избавиться от противного ощущения в ушах.

«Вот и всё, — думаю в отчаянии, но с крошечной долькой надежды. — Мы летим домой».

Проходит примерно десять минут. Точнее не скажу, поскольку с закрытыми глазами, без возможности двигаться, да ещё на высоте в несколько километров вестибулярный аппарат с ума сходит. Потому ощущение себя в пространстве и времени какое-то расплывчатое. Но слышу сквозь гул турбин чьи-то шаги. Ко мне подходят, снимают мешок с глаз и, не успеваю опомниться, резким движением срывают скотч со рта.

Сначала жмурюсь, потому что привыкла к темноте, и сначала понять не могу, кто передо мной. Лишь когда этот же человек расстёгивает и снимает наручники, а потом ещё и ремень безопасности, предоставляя мне полную свободу движений, я облегченно вздыхаю. Открываю глаза потихоньку и… замираю.

Передо мной сидит господин Горчаков. Смотрит на меня счастливыми глазами и улыбается. На нем — белоснежная рубашка и такого же цвета брюки и туфли. Он похож чем-то на ангела, спустившегося с небес.

— Как вы себя чувствуете, миледи? — спрашивает меня.

— Где… как… Надя, ты здесь? — кричу, поворачивая голову. Подруга оказывается рядом, через проход.

— Здесь, — отвечает она, ошалело глядя на Ника.

— Слава Богу, — выдыхаю. С Нади также всё сняли.

Поворачиваю голову к Нику.

— Это вы нас спасли от полиции?

— В некотором смысле, — продолжает он растягивать радостно рот.

— Объясните, ничего не понимаю. То меня задерживают, как мошенницу, то я оказываюсь тут. Кстати, а где мы?

— В моем личном самолете, — слышу в ответ. — Что касается полиции, то они вас, очевидно вполне, с кем-то спутали. Я узнал об этом происшествии сразу же, поскольку тоже, совершенно случайно, оказался в аэропорту. И решил вас, в некотором роде, выкупить.

— Спасибо, — говорю я. То же самое слышу от Нади.

— И теперь вам ничто не угрожает, миледи. Вы на борту моего самолета, через несколько часов мы будем на Родине, и все плохое осталось позади.

— Ага, позади, — отвечаю я. — А если полицейские были правы, и дома меня ожидают неприятности? Может, это не тайские копы напутали, а российские? Как приедем, так меня сразу опять в наручники и в тюрьму.

Ник смеётся. Довольный такой, но чему? Что я снова рядом? Странный какой-то. Я что ему, забавная игрушка?

— Поверьте, миледи. Я приложу все усилия, чтобы этого не случилось.

— Скажите, господин Горчаков. С чего такая забота о моей скромной персоне?

— Ну как же, миледи! Те несколько дней, проведенных на необитаемом острове, в джунглях, посреди множества опасностей. Они, мне кажется, очень сблизили нас. Вы не ощущаете порожденное там, под пальмами, единство душ? — вроде и говорит серьёзно, а у самого бесенята в глазах скачут.

«Так я тебе и поверила!» — думаю, стараясь не смотреть в его очи. Потому как… красивые. Очень. Притягательные, и чтобы не окунуться в эту бездонную пропасть, стараюсь отводить взгляд. За иллюминатором, например, ярко светит солнце, и внизу ровный слой густых облаков, словно большущее, до горизонта, одеяло.

— Ничего я не ощущаю, — говорю Нику.

— Понимаю, пережили стресс. Вы и ваша подруга. А лучшее средство борьбы со стрессом — это алкоголь.

Ник делает знак рукой, приходит стюардесса. Катит перед собой тележку, уставленную бутылками. На нижней полочке вкусняшки: орешки, шоколадки, вазочка с фруктами. Всё это она выкладывает на столик между нами. Я смотрю на Надю, приглашаю к нам присоединиться. Та отрицательно мотает головой: