– Понятия не имею. А что, есть предложения? – ему-то все ясно, что ж тут неясного – единственное, что «светило» герою, так это устраиваться на работу на тот же завод, который погубил его отца. От одной только этой мысли бывшего солдата начинало воротить, и плюс ко всему с его инвалидностью и бюрократией данного предприятия можно было и не мечтать о хорошей должности, хоть надежда была, конечно, куда без нее…

Арсений поддерживал в Гоше некое чувство важности, общественного веса, хотя уже давно было ясно, что шумиха вокруг его возвращения из армии героем утихла и утихла не сегодня – это случилось гораздо раньше. Когда каждый знакомый или родственник повидался с Георгием лично или же передал привет на словах, за этим следовала одобрительная фраза и на этом – все. Каждый пошел жить своей жизнью: ходить на работу, заниматься детьми, готовить завтраки, трудиться во благо общества. Здесь в родном городе Георгия продолжало идти все своим чередом, здесь была просто жизнь, и рассказы героя об ужасах войны хоть и вызывали интерес, но смешивались с чувством легкого отвращения, отстранения и нереальности – ведь где этот Афганистан, его кто-нибудь видел вообще? Мало ли, что там – это, конечно, все страшно, но мы-то тут, у нас своих забот хватает – съезды, сходки кооперативов, им как раз дали самостоятельность – работы много.

Георгий иногда подсчитывал под разными предлогами скольким людям в своем окружении он небезразличен, и, к своему удивлению, всегда останавливался на цифре 4: ими были мать, бабуля, брат и его товарищ по училищу Арсений.

Бездельное спокойное утро – это особенное время. Энергия и мысли смешиваются и становятся практически физической субстанцией, кажется, что все возможно, кажется, что жизнь бесконечна, что она наполнена светом и теплом. Так и в то утро парни, позавтракав, ощущали прилив сил и решили на этом не останавливаться, взяв бутыль, они блаженно пошагали за свежим пивом из бочки: погодка так и шептала пригубить и пофилософствовать.

– Готов? – продвигаясь ближе к двери, спросил Гоша Арсения.

– Ага, открывай.

– Вот, черт, снова пуговицы отваливаются, – посетовал Арсений на свое пальто.

– Когда вернемся – своим отдам, мать говорит, что любит шить, – по-отцовски предложил Гоша.

– Было бы отлично.

Какое-то время ребята шли молча, давая себе возможность вдохнуть воздуха перед очередной затяжкой сигаретного дыма, у каждого при выходе из квартиры папироса была уже наготове, но в свою очередь каждый оттягивал момент прикуривания на несколько секунд для того, чтобы просто подышать, и когда несколько хороших, полных кислородом, головокружительных вдохов были сделаны, парни привычно подожгли спички и с нетерпением вдохнули табачный дым. Они сразу же почувствовали легкое головокружение и расслабление, шаг еще более замедлился, и им казалось, что нет ничего более прекрасного на свете, чем ходить вот так вот до обеда за свежим пивом по своей родной и знакомой улице.

– Осторожно! – хватая Арсения за локоть, словно скомандовал Георгий, тем самым поддерживая его.

– Ох, чуть голову не расшиб на ровном месте…

– Кеша, это все хорошо, но не пора ли нам делом заняться? – внезапно заговорил Георгий.

– Ну так чем не занятие? – заулыбался Кеша.

– Занятие-то замечательное, но не кормит… – серьезно, но с пониманием ответил Гоша.

– Ну так ты не тяни, есть предложения?

– В том-то и вся беда – предложения и есть, и нет, все зависит от обстоятельств.

– Что-то ты темнишь, герой.

Гоша не ответил, а только смотрел вперед, как будто видел перед собой не улицу, а свой мир, который мог видеть только он.

– Ну, давай, говори, что там у тебя на уме? – почти что переходя дорогу своему другу, спрашивал Кеша.

– Заинтриговал, значит?

– Есть немного.

– Присядем где-нибудь и потолкуем, только без шуточек, – предложил Георгий.

– Это как получится, – согласился Кеша, и они продолжили свою безмятежную прогулку.

– С вас один рубль тридцать две копейки, без тары, – радостно сообщила продавщица пива – не часто к ней герои наведываются.

– Вот, пожалуйста, не скучайте! – протянул Кеша ей заранее подготовленную сумму, взял трехлитровую бутыль – аккуратно, с любовью, словно она живая – и товарищи побрели обратно к Георгию домой.

– Ты же знаешь, в техникуме мне остался всего год, и мои перспективы на будущее тоже ясны, – начал разговор Георгий.

– Понимаю, но что в этом такого, у нас у всех такие перспективы, – согласился с товарищем Кеша, но все еще не понимал, к чему тот ведет, к чему это бесполезное сотрясание воздуха.

– Да, да, это понятно, но у меня есть мама, есть младший брат, бабуля…

– И что? Что плохого в том, что ты, как и все, будешь ходить на завод, мой старик тоже так делает и ничего – все живы.

Георгий многозначительно глянул на своего друга, ему было понятно, о чем тот толкует, вот только Гоша не мог в двух словах объяснить, насколько сильно он хотел помочь своей семье, вывести ее на другой уровень – чтоб тяжесть, вся эта тяжесть их привычной жизни просто ушла и больше никогда не возвращалась.

– Гоша, ты никому ничего не должен, ты…

– Эй… блин!!! – тут за доли секунды Георгий пытался среагировать и подхватить своего товарища, но было уже поздно, и раздался тяжелый звук разбивающегося стекла, вызвав собой чувства безнадежности и разочарования. А что еще могли почувствовать мужчины, когда на их глазах и по их собственной вине забивается бутыль со свежим пенистым пивом?

После нескольких секунд окаменения всех конечностей и невозможности сделать вдох из-за такой немыслимой потери, Георгий, махнув рукой, вспылил: