Когда я снова вышел во дворик, донья Долорес демонстративно повернулась ко мне спиной. Это выглядело ужасно смешно, но мне в то время было не до смеха. На мой зов толстуха все же обернулась, но, хоть я и одарил ее самой чарующей улыбкой, продолжала хмуриться.

— Вы случайно не знаете, где сеньорита, донья Долорес?

— А я не обязана за ней следить, — самым нелюбезным тоном ответствовала толстуха.

Однако славная женщина не умела слишком долго сдерживать природную отзывчивость и, заметив, что я сильно встревожен, рассмеялась.

— Enamorado, he? [81]

— Да…

И тут началось настоящее извержение вулкана. Долорес пела восторженный панегирик Марии дель Дульсе Номбре, восхваляя ее кротость, добродетель, набожность, милосердие, трудолюбие, и, когда, совершенно запыхавшись, матрона умолкла, только круглый идиот мог бы усомниться в том, что второй такой девушки на свете нет. Дружелюбная болтовня соседки настолько совпадала с моими собственными представлениями о Марии, что я соглашался без всякой натяжки. Наконец, едва мне представилась возможность вставить хоть слово, я задал мучивший меня вопрос:

— Вы не видели, как Мария уходила из дому?

— Нет. Ее брат уже спрашивал меня об этом. Но я сама вернулась домой за полночь — ходила к двоюродной сестре на площадь Кавида поглядеть, как наш «Хесус де лас Вердас Крус» [82] вносят в часовню. А, надо вам сказать, мой племянник Хасинто изображает в процессии факельщика…

Мне было наплевать и на Хасинто, и на его матушку, а поскольку Долорес явно не могла сообщить ничего полезного, я довольно решительно с ней распрощался и побежал прямиком в «Нуэва Антикера».

Когда я пришел туда, опоздав на час, в кафе ждал один Алонсо.

— Я уже начал волноваться, Пепе!

— Не бери в голову, старина… Где Чарли?

— Ушел. И, кажется, в отвратном настроении.

— Почему?

— Да просто Арбетнот уверен, что ты ведешь с ним двойную игру и больше не соблюдаешь нашего договора.

— Чепуха, у меня есть заботы поважнее, нежели мелкие уколы самолюбия мистера Арбетнота… Они похитили Марию, Алонсо!

Он вздрогнул.

— Что ты сказал?

— Ты отлично слышал: Лажолет приказал своим подручным схватить Марию.

Алонсо не мог прийти в себя от удивления, и я почти физически ощущал, как лихорадочно он шевелит мозгами. То, что я долго и неторопливо обдумывал у себя в спальне, другу пришлось прокрутить в голове в считанные секунды. Наконец, придя к неизбежному выводу, парень совсем скис.

— Но тогда…

— Вот именно, Алонсо! Мы пошли по ложному следу… Мария не связана с ними.

— Однако ее брат…

— По всей вероятности, он тоже ни при чем.

— Да брось ты! А как же его нож?

— Ну, наверняка и тут найдется объяснение.

Все это свалилось на Алонсо с бухты-барахты, и некоторое время он молча переваривал информацию. Хорошенько обдумав мои слова, Муакил совершенно преобразился. Теперь передо мной сидел не мучимый сомнениями и слегка растерянный детектив, а тот Алонсо, каким я привык его видеть, когда мы преследовали опасного преступника. Да, мой Алонсо — покрепче стали! И меня это чертовски радовало. Теперь я снова мог положиться на него и твердо знал, что мы выиграем схватку с Лажолетом, найдем Марию и Хуана, а потом Клиф Андерсон, сдержав данную себе клятву, сможет спокойно уйти в отставку.

— У тебя нет никаких соображений насчет того, кто бы мог подстроить это дело? А, Пепе?

— Более того — я точно знаю.

— Не может быть!

— А вот и да! Это работа Перселей.

— Хозяев Марии?

— Да, и я даже могу с уверенностью сказать, что они похитили девушку вчера вечером между десятью и одиннадцатью часами.

— Ну, коли на то пошло, может, ты еще и знаешь, где они прячут Марию?

— Во всяком случае, догадываюсь…

Мне показалось, что Алонсо глядит на меня не без некоторого восхищения, и это тем более приятно щекотало самолюбие, что Муакил — отнюдь не первый встречный, а человек с вполне устоявшейся репутацией, один из лучших агентов ФБР. Он швырнул на столик несколько писем и встал.

— Пошли?

— Сядь, старина… Сначала надо предупредить Чарли.

— Где ж я его тебе откопаю?

— Позвони в «Мадрид».

Так он и сделал, но англичанина в гостинице не оказалось и адреса он тоже не оставил. Алонсо успокоил меня, что так или иначе, они договорились в одиннадцать вечера поужинать в «Кристине». Моему другу явно не терпелось действовать.

— А теперь — помчались в Куну!

— Нет.

Недовольный, он снова опустился на стул.

— Что еще?

— Подумай сам, Алонсо. Персели тебя не знают. Увидев, что я привел постороннего, они мигом почуют недоброе, и это только осложнит дело.