— Что мне поздно смущаться?

Смотрю из-под ресниц, и уголок губ Евгения чуть приподнимается.

— Нет, я про просьбу сесть между нами, Нина.

Моё имя прозвучало так ласково и обольстительно.

— Х-хорошо.

Сев между ними, замерла, боясь лишний раз шевельнуться и вздохнуть. Сидеть с ними вот так, это как стоять на берегу, в то время как с одной стороны приближается торнадо, а с другой несется гигантская волна с невероятной скоростью. С каждой стороны трындец.

— Дыши, киса, — шепнул на ухо Петр, лениво поглаживая мою коленку.

— Я заказал на свой вкус. Надеюсь, Вам понравится, Нина Константиновна, как в прошлый раз.

Евгений начал вытаскивать из пакетов контейнеры, и изумительный запах от них вызывал аппетит. Но меня смущало одно…

— Мы будем есть? — не спросила, скорее пискнула, вжавшись в спинку дивана.

— А чем ты думала мы будем заниматься? Ммм… развратница?

Смерив Петра возмущенным взглядом, покраснела.

— Я только спросила. Это не означает, что я думала о непристойностях!

— Так о каких непристойностях ты думала?

Шкодливо улыбнулся.

— Я не думала!

Краснела все сильнее.

— Надеюсь, для меня там нашлась роль, а то я знаю, что в любимчиках у тебя Биг Босс.

— Ты невыносим!

— Значит, моя кандидатура даже не рассматривалась.

— Я такого не говорила, — сложила руки на груди.

— Так значит о непристойностях думала.

Сиял от удовольствия.

— Нет.

— Врешь.

— Не вру!

— У тебя даже шея покраснела, врушка.

— Боже, какой ты…

Договорить мне не позволил поцелуй Петра. Он жадно сминал мои губы и сжимал волосы, постанывая. И это сносило крышу. Его напор действовал уничтожающе на стеснительность.

— Если бы ты знала, о чем я думаю, — зашептал в губы, — то твои мысли показались бы тебе невинными и непорочными, красавица.

Красавица. Одно это слово так сладко отозвалось в груди.

Улыбнувшись, посмотрела в потемневшие глаза и, кажется, утонула в них.

— Вы закончили?

Вздрогнув, покраснела. Он смотрел на нас? И это так…

— Думаю, мы продолжим позже, — подмигнул мне и насмешливо посмотрел на друга.

А я не знала, куда смотреть и куда деть руки.

— Раз Петр сорвал поцелуй, позволите ли Вы мне вас покормить, Нина Константиновна?

Петр закатил глаза, а я, широко распахнув свои, смотрела на Евгения.

Неуверенно кивнув, слегка придвинулась к краю, чтобы ему было удобней.

Меня с детсва никто не кормил, и это оказалось довольно необычно: послушно приоткрывать рот, смотреть в серые глаза с таинственным блеском, облизывать губы и запивать вином. Пьянит.

Особую нотку ко всему добавляла потрясающая еда, от которой хотелось стонать в голос и прикрывать глаза, смакуя. Что, впрочем, я, не выдержав, и сделала.

Наступила тишина.

Когда я открыла глаза, мужчины смотрели на меня возбужденными глазами, и стало на мгновение страшно. Что набросятся, и я не успею это принять, захотеть по-настоящему.

— Простите, очень вкусно и я… Не хотела.

Смотрела на свои руки, боясь поднять взгляд на них.

Петр громко втянул воздух и продолжил есть, а Евгений хрипло произнес:

— Тебе не нужно извиняться.

Тебе. Тепло от такого обращения.

Продолжив есть, следила за своей реакцией и максимум, что позволяла, так это прикрывать глаза от удовольствия.

Но всему рано или поздно приходит конец.

Так и наш обед закончился, и вино распито.

Что дальше? Я должна уйти?

— Скажи, Нина, как ты отреагировала, когда узнала про наши сексуальные предпочтения?

Глядя на Евгения, прокручивала в голове тот разговор в столовой.

— Я была возмущена, что люди лезут в вашу личную жизнь, — и смущенно добавила: — Мне было любопытно.