Небывалому быть. Часть 2
вернуться

Сборник

Шрифт:

Анатолий Козаренко

Анатолий Михайлович Козаренко родился в 1938 году в Полтаве, на Украине. После ВОВ остался сиротой. Школу окончил в детском доме. С детства увлекается поэзией и музыкой. Выпустил два сборника стихов и песенник.

Является членом Интернационального Союза писателей. Лауреат всероссийского ежегодного литературного конкурса «Герои Великой Победы». Удостоен медали за стихи на патриотическую тематику.

В 2021 г. в издательстве «Российский колокол» вышел его новый сборник «В глубине моей души».

Начало вечной красоты

В тумане, как за занавеской,скрывался людный берег невский,а с ним – болезни, голод, слёзы,в низах тонувшие обозы;цепь изможденных лошадей,что кое-как тащили ноги,тела невыживших людей,что остывали у дороги…– Кому нужны все эти беды? —роптали те, кто посмелей, —ведь жили же когда-то дедыбез моря здесь и кораблей.Не все смогли тогда понять,зачем пришлось зверей гонять,десятки просек прорубитьи столько сосен загубить.Шептались: «Царь сошёл с ума!»Но Пётр был твёрд! И шла работа!Из сосен с дикого болотана сваях строили дома.Бутили топи серым камнем,мостили брёвнами в обхват.И засыпали рвы руками,поскольку не было лопат.Рождался в муках город новый,на остальные не похож,и царский домик, сруб сосновый,был поскромней домов вельмож.Всего три комнатки в нём было,царю бы их вполне хватило,чтоб отдохнуть от многих дел,да Пётр на месте не сидел.Он был от домика вдали.Трудился там, желанья полныйспустить на ладожские волныскорее с верфи корабли.Мечтой о море заболев,стал ненавидеть волокиту.Примчав из Ладоги, велелпозвать Демидова Никиту,сказав: «Желанием горюпод этой собственною крышей,как обещание Царюим выполняется услышать».Знал государь, что не пятакцена уральскому железу,а тут ещё и шведы лезут,не унимаются никак.И значит, надо пушки литьпомимо труб, оград и арок —солдату русскому подарок —чтоб по врагу из них палить.Демидов ждал уже царя:на стройке города неделизаводчик прожил. Но не зряте две недели пролетели.Он в арсенал ходил и в крепость,был там, где публика пила,но не вина шальная крепостьв питейный дом его влекла.Он появлялся среди бедных,чтоб о железе говорить;и мужиков, в горах потребных,на пояс Каменный сманить.А как с депешей скороходк нему явился, удивился:ведь он давно к царю стремился,а тут сам царь его зовёт!И не прошло ещё и часа,как он уже к Петру примчался.Расцеловался царь с Никитой,затем позвал за стол накрытый.Вдвоём обедали, вспотели,как борщ с бараниною ели,и наливала им винахозяйка, царская жена.Но пить анисовку Демидовне стал, сославшись на недуг,слегка пригубил штоф для видаиз её милых, нежных рук.Царь выпил, крякнул и спросил:«Так сколько пушек ты отлил,чтоб мы, паля из них по шведу,смогли скорей добыть победу?»И был ответ царю: «Немножко!Но это же – к обеду ложка!По рекам сын мой в этот чассплавляет царский твой заказ.На всех шестидесяти стругах —металл для стройки Питербурха,и всё погружено, как надо —ворота, арки и ограда.И там же бережно уложентот ценный груз, который сможетотбить желание врагамсоваться к невским берегам!»В глазах Петра был виден блеск —ответ понравился ему.И он услышал моря плескв тот миг вдобавок ко всему.«Ты отдохни, – сказал он Кате,как сапоги решил надеть, —а мы с Демидычем покатимна гавань нашу поглядеть».Переодевшись, вслед за гостемон с треуголкою и тростью,клонясь, шагнул в дверной проёмк тележке с розовым конём.И по бревенчатой дорогена той тележке, свесив ноги,они всё ехали, тряслись.Не скоро к морю добрались.Успели город разглядеть,да, проезжая, пожалетьтех среди тысячи людей,одетых в рвань, и без лаптей, —была промозглою погодка.И запах сосен, словно винный,стал источать им двор гостиный,затем – матросская слободка.– Гляди, Демидыч, на то место, —царь указал в одну из просек. —Там возведём Адмиралтейство!И не поздней, чем в эту осень…Мосты проехали и вскорепред ними вдруг открылось море!Царь, соскочив с тележки первым,встречался с ним, как с другом верным.А море жило, волновалось,плескалось, пенилось у края,и даль свинцовая морскаяс небесной серостью сливалась.На берегу сухом, бугристом,где намечалось строить пристань,уже цейхгаузы и складырядком стояли у ограды.Демидов, глядя на царя,тихонько начал: «Может, зряты, Алексеевич, всё это?..»И смолк от быстрого ответа:«Уверен твёрдо, что не зря!Бросать здесь будут якоря!Что за товарами сюдапридут торговые суда!Уж если мы смогли отбитьземли у шведа нашей русской,из рук её уж не упустими, значит, гавани здесь быть!»Сказал и взгляд от горизонтавсё оторвать никак не мог,и море, будто зная что-то,у царских пенилось сапог.А за спиной царя усталойплодом неистовой мечтырождался город небывалый —источник вечной красоты.

О реке Чусовой

Днём весенним батракиу бушующей рекигруз на струги погрузили,что подводами свозили.Сосчитали всё, как надо,за сохранностью следя, —от узорчатой оградыдо последнего гвоздя.На шестидесяти стругахповезут для Петербурганаши предки силачи,бурлаки-бородачи.Вёрст отмеряют немалоКамой, Волгой и Окой,но сначала предстоялоплыть им нашей Чусовой.Что строптивою зовется;не река, а сущий бес!С грозной силою несётсяводопадами с небес.В ней плывущих поджидаетцелый строй камней-«бойцов»,что в распутицу пугаютдаже опытных гребцов.Прозеваешь и мгновенноне успеешь отвернуть —разобьёшься непременнооб их каменную грудь.Струг один тогда разбился,опрокинулся, кружился,как у прях веретено,а потом ушёл на дно.Скачет бойко Чусовая,беды в памяти храня,среди гор родного края,водопадами звеня.А вверху, как часовые,в форму синюю одеты,стынут кедры вековые,обдуваемые ветром.Они взоры устремляютвниз, туда, где Чусовая,буруном петляя белымпо Уральскому хребту,путь на запад дарит смелым,а влюблённым – красоту…

У портрета царя

Исход шестнадцатого века.Великий Пётр – на фоне синем.Прельстило море человека,Да слишком бедная Россия.Почти нет фабрик и заводов,И производства – никакого.К осуществлению походовВ морские дали не готова.От всех зависимою стала,Бьёт даже в крышки на погостеИз-за отсутствия металла,За морем купленные гвозди.Стремятся местные конторыЗа всё чужое рассчитаться,Хотя свои леса и горыТаят несметные богатства.А нерадивые бояре,Забыв о нравах благородных,Плодят беду в хмельном угареНа землях русских плодородных.Средь нищеты с годами сталиВ быту и алчнее, и злее.Живут без чести и морали,Крестьян мордуют, не жалея.Разорены деревни, сёла;Вокруг – ни пашен, ни скотины…Стал Пётр печальным, невесёлымОт неприглядной той картины,В своих мечтах живя вдали,В стране стальной, не деревянной,На той земле обетованной,Где будет строить корабли.И лишь задёргалась щека,Провозгласил он, как отрезал:«В горах уральских мужикамКопать руду, варить железо!»И работный народВсей Руси крепостнойВ мир железных породШёл живою стеной.И Демидовы, строясь,Не бранили судьбу —Им наш Каменный поясБыл без квот и табу.Все, указу покорны,Впрягались на годы.И у рек быстрых горныхВырастали заводы.В ту пору даваласьРуда нелегко —И горя досталосьВ земле глубоко,Где сыро и мрачноГолодным, больным,Прикованным к тачкамРабам крепостным.Писалось ПетромБыть к работным добрей,Да в штольне добромНе унять бунтарей.Кабальных ДемидовНе думал жалеть —Косою завитаТяжёлая плеть.Грехи отпускалаСтроптивым сполна;Кровавою сталаСпина не одна.Для страж так угодней,Чтоб с кровью – всегда.И шла с преисподнейНа домны руда.От жаждущих хлебаНатруженных рукНаверх, где от небаЛишь крохотный круг.Над ним – не забой!Там в году – времена.И видит любой,Как приходит весна.Внизу ж и во снеСоловьи не споют,Рабы о веснеПо бадье узнают:Вернётся обратноВ снегу, как в пуху,И сразу понятно —Зима наверху…Избитый жестокоРаботный народ,Пустил раньше срокаДля сына завод.И дом из гранитаУ домны сложил,Чтоб младший ДемидовВ нём жил не тужил.На выступе горном,У Нейвы-рекиВознёсся он гордоС отцовской руки.Заводчик бывалый,Жесток, как всегда,Приладил к подваламТрубу от пруда.Чтоб шлюз поскорейУ плотины поднять,Когда бунтарейДоведётся унять…Томился город на жаре,А я всё думал о фузеяхВ стенах Уральского музея,О ядрах, пушках, о Петре,Его характере крутом,Могучей силе и о том,Как стала Русь морской державой,Как жил Урал в тот трудный час,Как били шведов под ПолтавойИз пушек, сделанных у нас.

Улыбка

Она мне просто улыбнулась,к маршрутке мимо проходя,теплом души моей коснуласьв канун осеннего дождя.И сердце трепетно забилось,как билось в юности не раз!То, что забылось, возвратилосьв задорном взгляде серых глаз.И всё вокруг октавой вышезапело вдруг, за тактом такт,и даже дождь стал бить по крышекак-то возвышенно, не так!

Солнце

Оно явилось к нам тогда,когда к зонтам привыкли люди,и уж казалось, что не будетего над нами никогда.На миг откуда-то взялосьи, раздарив прохожим тени,на ваши белые коленикотёнком рыжим улеглось.Теперь уж я давно в летах.Из дома в дождик не вылажу,но всё того котёнка глажув своих несбыточных мечтах.

Снег

По неведомым законамдо поры глубокой, жаркойодиноким рыхлым комомпролежал он в автопарке.Били в бок его лопаты,обдавали дымом ЗИЛы,солнце гребень ноздреватый,будто стрелами, пронзило.Но по чьей-то доброй волеуцелел он у забора,чтоб растаять от мозолейна ладонях у шофёра.

Поздняя любовь

Полюбила его —Молодого, несмелого —Та, что в свете былаКоролеве под стать,Как от снега земляСтала ждать танца белого,И листва на ветруУтомилась летать.Видно, Богом однимНаша жизнь так устроена,Что приходит любовьНе весною в капель.Вспыхнет ярким огнёмВдруг осенней порой онаИ погаснет одна,Безответной, в метель.

О клёне

Пронёсся ветер рощей оголённой,где только клён стоял ещё с листвою.И вот уже, как птицы, листья клёнакружатся над моею головою.А как манил к себе он той листвою!Красивою, одной на всё полесье.Трепещущей, весёлою, живоювошла она в стихи мои и песни.Хотел опять читать ему с дороги,что сочинил о нём, словарь листая,да прошептал есенинские строки:«Отговорила роща золотая…»