– О, Оксаночка, как раз кстати. Не поможете ли мне немного? – старушенция спрашивает.

– Отчего же не помочь? Я как раз урок закончила. С охотой вам помогу. А что делать нужно-то?

– Посмотреть песни просят, – и подает ей листки с нотными Ленькиными закорючками.

Та взяла их в руки, встала рядом с пианино и тихонько так напевать начала, а потом все больше и больше про эти самые мальвы запела. Да так красиво, так складно, что у друга-шофера аж мурашки по коже пошли. Только Леонид напряженно стоит. Руку возле уха держит.

– А где ж, дорогие вы мои, эту песню взяли? – спрашивает молодая.

– Вот – мой друг ее сочинил.

– Неужели?

– Совершенно точно!

– Ах, ах, ах, – говорит молодая женщина, – как это так… Как это даже можно так тонко сделать!

И к старушенции оборачивается и говорит:

– Вот если бы у нас в консерватории еще один такой мастер был, так я бы этим весьма счастливой была…

– А как вы так сочиняете? – снова молодая спрашивает у Леонида.

Тот стоит перед ней и напряженно так в ее губы всматривается и руку возле уха держит. Тут на помощь его друг пришел:

– Вы говорите ему громче – чтоб лучше слышал.

– Плохо слышит?! – ужаснулась старушенция, – А как же он музыку пишет-то?

– Вот так и пишет, – ответил Василий.

Услышал этот разговор Леонид, загрустил слегка. А потом отвечает:

– Просто слышу мелодию, которая от сердца идет и записываю ее потом. А стихи сам пишу, да вот он, Васька, друг мой школьный, помогает.

– Неужели такое быть может?

– Может, может, – направляет разговор Василий дальше, – только сюда мы не за этим пришли, а узнать про эту музыку – годная она или нет?

– Молодой человек, – серьезно отвечает старушенция, – Годная она или нет, только те сказать могут, кто ее слушать будет. А вот, что она – музыка, так это точно! И спасибо вам, дорогой человек, что вы украинской песне привержены. Нынче трудно найти тех, кто ей увлекается.

– Правильно, Капиталина Петривна, – подхватила молодая, – когда я эту песню пела, то такое удовольствие получила, что со мной редко бывает.

Тут Леонид посмотрел на друга Василия с победным видом, а тот только и смог сказать:

– Песен у него много. Вы их все посмотрите, он каждый день их шлепает почем зря!

– И вовсе не почем зря, – возражает старушка, – а очень вас прошу, приходите ко мне на занятия, чтобы научиться их хорошо на нотный стан записывать.

– Спасибо, – Леонид отвечает, – по этой части я еще много неграмотный. А к кому приходить-то?

– На проходной спросите, где профессор хорового пения Горячко Капиталина Петровна ведет урок – там и продолжим наш разговор. А ваши песни даже очень певучие. Прямо хоть сейчас в концертный зал! – с удовольствием подвела итог разговору старушенция.

На выходе из консерватории Леонид говорит другу:

– Зачем ты меня очень сконфузил, мне теперь трудно будет с ними разговаривать. Вроде я как герой какой-то. Нехорошо это! Поедем домой, в Обухов.

Сели опять на деревянные сидения в электричке среди народу и поехали. Только в этот раз напротив никто не пел. Наоборот, люди теснились и всякую ерунду друг другу говорили.

Однако было Леониду и радостно, что он своего друга смутил, а свои мелодии на точку вида поставил, но было и досадно: зачем молодежь нынче все больше заграничной песней увлекается, а на свои родные напевы внимания не обращает. А вот научные музыканты его мелодии признали, что их слушать можно. За это порадоваться надо.

Только друг-водитель и не огорчился вовсе, а был все-таки горд за Леонида – он не просто друг оказывается, а еще и вроде как – композитор! Смотри ты, в консерватории его мелодии петь захотели!

После консерватории как-то оказался Леонид Пономаренко в официальной городской конторе, где шло собрание фронтовиков-ветеранов обуховских. Случайно заглянул к ним. Увидел – обсуждают что-то. С властью ругаются. Просят у нее для своей жизни вещи необходимые. А сами сидят в одежке дешевой, скромные.

Обидно стало Леониду, что такими людьми помыкают. Нахмурился он от досады. Пришлось даже из конторы выйти.

Вышел Пономаренко наружу. Видит – стоит возле госадминистрации опоздавший фронтовик, перекуривает. Стесняется среди руготни зайти в зал. Ждет перерыва. Леонид ему и высказал свою боль:

– Что вы стесняетесь! Идите к ним, все помощь будет. И если есть у вас ордена да медали, то зря вы их не надели! Они хоть глаза власти протрут и колоть им будут, если совесть у них есть. Ведь вы за эти награды свою жизнь подставляли!