Вечеринка только начала набирать обороты, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Тем более, что на душе было как-то неспокойно.

Написала сообщение Гончарову. Он как всегда не ответил. Позвонила. То же самое.

— Сень, — подошла к имениннику, собравшись уходить, — спасибо большое за приглашение, но мне пора домой.

— Так мы только начали, Лад. Десять часов, детское время, — отлепился он от стриптизерши, и по-дружески приобнял меня за плечи, разворачивая к сцене.

— Я серьёзно, — вырвалась, чувствуя, как ускорилось сердцебиение. Вдруг накрыла тревога. Просто так, на ровном месте.

— Пускай идет, — пришла на помощь Тася, вырывая меня из захвата. — Ты разве не знаешь её родню?

Сеня пробормотал что-то неразборчивое, дескать, знает, и пока подружка перебрала на себя его пьяное внимание, я быстренько ретировалась, продолжая набирать Гончарова. Неужели сегодня не позвонит?

Ответил. Когда набрала в двадцатый раз, ответил. Я как раз приехала домой и, оставив мордатых секьюрити у ворот, прогуливалась вдоль бассейна, решив подышать ночным воздухом.

— Лёш, ну что ты за человек такой, — затараторила, с опаской оглядываясь по сторонам. — Неужели трудно написать, что всё хорошо? Я же переживаю.

— Прости, — вздохнул, а у меня отлегло от сердца. Слава Богу, с ним всё хорошо. — Варланов приехал. Тут такой кипишь, целый день на ногах. Ты как?

— Я была у Арсения на дне рождения, — начала осторожно, ожидая всплеска агрессии. Знаю, он терпеть не может моих друзей, а Сеню — особенно, но и обманывать не собиралась.

— Я же просил сидеть дома! — не заставил себя ждать, рассердившись. — Это так сложно? Я уже за*бался объяснять очевидные вещи.

— А что тут такого? Я не сделала ничего плохого, — вспылила, обидевшись. — Я не собираюсь сидеть в четырёх стенах, пока вы там меряетесь авторитетами. Тем более, со мной охрана, я вернулась трезвая и… — споткнувшись, так и замерла, увидев Олега. Он шел к машине в сопровождении двух качков, что не могло не насторожить: к нам он всегда приезжал без охраны. Заметив меня, Турский замедлился, и я уж было подумала, что собирается подойти, однако он лишь противно оскалился, смерил меня с ног до головы плотоядным взглядом и демонстративно провел ребром ладони по своей шее, намекая на пздц.

— И что, мне теперь сплясать чечётку? — съязвил Лёшка, пока я приходила в себя. — Ты… а-а-а, кому я что объясняю. Связался на свою голову, — психанул, выругавшись.

Честно? Слушала краем уха. Меня начало колотить, как припадочную. Давненько Олег не заглядывал к нам, да ещё ночью. Всеми фибрами души чувствовала опасность.

— Лёш, — сжала телефон онемевшими пальцами, — я только что видела Олега.

— И?.. — зловеще поинтересовался он после короткой паузы, вызвав во мне ещё большее напряжение.

— Не знаю, говорю же, я недавно приехала. Я возле бассейна, он шел мимо. Он так смотрел… А если он всё рассказал? Лёш, я боюсь.

— И правильно делаешь!!! — пророкотало сзади. Гаркнуло так, что у меня всё оборвалось внутри. Медленно обернулась и с замершим от страха сердцем встретилась с обозленным Скибинским. — Дай сюда телефон! — потребовал, протянув руку. — Влада!

Я несколько секунд смотрела на него, оказавшись будто в вакууме. Только гулкое биение сердца разрывало ушные перегородки. Всё. Это действительно пздц. Мразь, зачем он всё рассказал?

— Я всё объясню, — прошептала одними губами, отдавая телефон. — Только не трогайте его…

— Ну что же, Алексей, — проговорил Скибинский, не спуская с меня глаз, — поговорим?

Я не слышала, что ему ответил Лёшка, однако Павел Олегович криво улыбнулся и, отключившись, опустил мой телефон в карман строгих брюк.

Я обхватила себя руками, будто защищаясь от пробирающего взгляда, и приготовилась в обороне. Подбородок дрожал, всё внутренности оцепенели от страха, сердце загнанно трепыхалось в груди, ударяясь о ребра, но я как всегда была готова противостоять оказанному давлению.

— Значит, это правда? — Павел Олегович скрестил на груди руки, пождав губы.

— Правда, — призналась, ещё сильнее впившись в плечи заледенелыми от страха пальцами. — И если уж на то пошло — это не ваше дело.

Я слишком хорошо знала Скибинского, чтобы понадеяться на понимание. Он приподнял бровь, будто оценивая мои чувства. Пришлось расцепить руки и, выпрямившись, с вызовом посмотреть в ответ.

— Да ты что? Прямо так и не касается? А ничего, что я отвечаю за тебя, м? — заорал, привлекая к нам ненужное внимание охраны. — Ты с десяти лет находишься под моей опекой, живешь под моей крышей и…

— ем ваш хлеб, — продолжила его пламенную речь, стоило затронуть болезненную тему. — Только я вас не просила об этом. Так что не стоит тут изображать попранные отцовские чувства.

Воцарилось тягостное молчание. Я не открыла для него Америку, высказавшись подобным образом. Дело было в другом. В Лёшке. Он предупреждал, что Павел Олегович примет новость о нас в штыки, но блин, ему то какая разница? Ему что, скучно жить?

— Думаешь, она бы одобрила твой выбор? — метко приземлил снаряд, играя на моем чувстве вины перед матерью. — Он не для тебя… Не таким я видел твое будущее, — качнул головой, сокрушаясь. Голос вроде и потеплел, но меня не проведешь. Кадык так и дергался нервно, вынуждая и дальше держать оборону.