– Будет проще, если ты возьмёшь меня за руку. – Глядя прямо перед собой, даже не повернув головы, он протянул руку в своем привычном движении.

Немного помедлив, я подошла ближе, обогнув его с левой стороны, проигнорировав протянутую ладонь. В голове тотчас зазвучал настойчивый голос Самуэля из далёкого детства, повторяющий одну фразу, словно на повторе, но я не обращала на это внимания, заглушая мысли. Взяв Реджинальда под локоть, получила в ответ недоуменный взгляд, поспешно сменившийся на холодную маску высокомерия. На его губах появилась насмешливая довольная улыбка, и он притянул ближе к себе, крепче обхватывая за руку.

Держа горделивую осанку, Бруно вёл нас по тихой улице, в тёмных углах которой изредка были слышны чьи-то бормотания и звуки вскрытия острых лезвий. Тени не пугали, лишь настораживали. Пугало только то, что я вновь начинала чувствовать боль в рёбрах. Действие таблеток заканчивалось. Хлопнув по карману брюк, я удостоверилась в том, что блистер с обезболивающим, который я захватила с собой случайно, но так вовремя, был на месте. Это движение не скрылось от Бруно, который закатил глаза, думая, что я не заметила этого.

– Эти бродяги не тронут нас. – Зачем-то прокомментировал он. Я недоуменно покосилась на Реджинальда. По тону его голоса, я поняла, что он принял судорожный поиск таблеток за поиск оружия, которого у меня не было, и не удержалась от слабой улыбки.

Впереди показались очертания зданий. По мере того, как мы приближались к ним, они приобретали чёткие контуры: четырехэтажное здание, на окнах которого оказались видавшие свои лучшие годы ставни; примыкающее к нему небольшое строение в один этаж и тянущийся от того же четырехэтажного здания кривой изломанный забор из металлической сетки, который, по-видимому, когда-то служил преградой для прохода к зданию. Неприметное строение имело сильные вмятины на лицевой стене, словно кто-то въехал на него на автомобиле на большой скорости, и было изрисовано разноцветными баллончиками красок. Оно выглядело весьма потрепано в отличие от стоящего рядом с ним здания, которое выбивалось из общего вида, оставаясь чистым и нетронутым. Это казалось невероятным. Мы находились в самом центре города. Здесь царил хаос, правили бандиты и разгуливали опасные преступники. Обычных жителей в этом районе практически не бывало, а если кто-то из чужих случайно забредал, то его грабили и выгоняли, если только не причиняли физический вред. Нормальное здание без внешних повреждений, выбитых окон и исписанных стен не вписывалось в это место. И, тем не менее, Бруно, вёл нас прямиком к нему, утягивая к нескольким высоким ступеням, ведущим к входной двери.

– Если это дружеская прогулка, то ты выбрал не самое подходящее для этого время. – Я сощурилась, глядя на вход в здание, поднимаясь. Тяжёлая дверь украшалась каменной аркой с выбитой табличкой наверху, которую я пока никак не могла прочесть в свете тусклых уличных фонарей. Реджинальд издал тихий смешок, обратив на себя внимание.

– Это наш конечный пункт. – Его ответ застал врасплох, из-за чего я остановилась на секунду, следом почувствовав утягивание за руку, заставившее возобновить путь. – Мы пришли. – Преодолев последнюю ступень, Реджинальд остановился у двери и повернул голову, поймав взгляд и приподняв уголки губ. – Я запомню твои слова о дружеской прогулке.

Проигнорировав проскользнувшую в его голосе едкую нотку, я подняла глаза выше, наконец, сумев прочесть надпись.

– Купеческий дом-музей имени Реджинальда Бруно? – Прочла вслух, с интересом отметив про себя то, как умело было выбито имя Бруно поверх чужого, присваивая себе собственность бывшего хозяина дома. – А ты ещё более тщеславен, чем я могла предположить. – Опустила глаза, встретившись с холодным снисходительным взглядом.

– Тщеславие – это потребность в подтверждении собственного превосходства и желание слышать лесть от других людей в свой адрес. – Реджинальд уверенно потянулся к ручке входной двери, отворяя её, приглашая в помещение. – Я же, напротив, не жду почитания и льстивых слов, в особенности от тебя. У меня здоровая самооценка.

Улыбнувшись сказанному, я молча перевела взгляд в открывшийся проём и, вытянув свою руку из-под локтя Бруно, шагнула за порог, следом почувствовав отдавшееся движение руки болью в нижних ребрах, из-за которой слегка потемнело в глазах. Приложив ладонь к пульсирующим рёбрам, я часто заморгала, сделав ещё несколько шагов по помещению, прежде чем остановиться и оглядеться.

Внутри дом казался больше. Он выглядел вполне обжитым, с разнообразной мебелью, приятным тёплым светом, исходящим от люстр на потолке, и приглушенными звуками обитателей дома, создающих живую атмосферу дружелюбия. Однако чем больше я рассматривала помещение, тем больше мне становилось некомфортно находиться в нём. Мы стояли посреди коридора, плавно переходящего в гостиную, которая соединялась с кухней, разграничивая пространства широким проёмом без дверей. Реджинальд оставался где-то позади. Гостиная вмещала в себя высокий камин с висящей над ним картиной, изображающей молодого человека, стоящего в пол-оборота, несколько картин поменьше, небольшую белую статую безымянного греческого героя с мечом, и два широких дивана, на которых сидели люди. Сидящие практически не шевелились, словно ожидая команды, и были похожи на предметы мебели больше, чем сама мебель. Разглядев их лица и узнав последователей-солдат Реджинальда, я почувствовала появившееся в воздухе напряжение. Заскользив взглядом по помещению, я вернулась к созерцанию картины и слегка нахмурилась. Законченная два века назад картина поблескивала свежими красками. Приглядевшись к ней, я заметила, что лицо изображенного юноши смутно напоминало лицо Реджинальда. Я посмотрела на другие картины, висящие на соседних стенах. С холстов с ещё не высохшей краской на меня смотрели люди в самых разных одеяниях, но все они имели определённую схожесть с Бруно. Присмотревшись к статуе, я поняла, что кто-то постарался и над ней, обработав и превратив кудри в прямые волосы, тщательно зачесав так, как это всегда делал Реджинальд. Лицо статуи было не закончено и стерто наполовину, что навевало на мысль, что работа ещё продолжалась. Гнетущее молчание и апатия сидящих людей вызвали вдруг тревогу. Увиденного вполне хватило, чтобы я отступила на шаг назад, почувствовав себя ещё хуже, задаваясь вопросами касательно откровенного нарциссизма Бруно.

Обернувшись к Реджинальду, намереваясь заявить о своём желании покинуть помещение, я ощутила сильную боль, пронзившую рёбра, из-за которой стало тяжелее дышать. Бруно стоял в шаге, он оглядел свои владения с проникновенной улыбкой, после чего остановил бесстрастный взгляд на мне.

– Здесь есть отдельная комната? – Почувствовав, что не смогу стоять долго на ногах, я произнесла вслух совершенно не то, что намеревалась.

– Детские спальни на третьем этаже. – Реджинальд даже не дернул бровью, не удивившись моему вопросу. В этот момент я только могла поблагодарить его за то, что он понял с полуслова, но вместе этого лишь кивнула. Он посмотрел куда-то за мою спину, тут же сфокусировав зрение на мне. – Не хочешь перед этим взглянуть новости, в которые попал Роджер? Мне казалось, тебе это интересно.

Задумавшись на секунду, я вновь кивнула ему. Реджинальд посмотрел за мою спину, едва склонив голову, словно отдав невидимую команду человеку, стоящему где-то позади. Обогнув меня, он направился дальше по коридору, минуя гостиную, шагая к лестнице. Слепо следуя за ним, я не стала дальше рассматривать помещение и людей, сидящих на диванах, желая скорее взглянуть на послание, оставленное Роджером, и наконец, прилечь, изнуренная физически и эмоционально.

Монитор погас, оборвав разразившийся надрывный смех Роджера, который сорвал выпуск вечерних новостей Блэкхоулла. Наступила долгая пауза. Реджинальд, стоявший рядом с монитором, повернул голову, вопросительно посмотрев на Анну, не дождавшись моего ответа. Девушка пожала плечами, переведя взгляд на меня.