– Я лишь могу утверждать, что их показания сходятся…

Руднев записал на листе с заголовком «Свидетели» имена и поставил под ними большой знак вопроса.

– Теперь про орудие убийства, – сказал он.

– Перчатка с железными когтями? – предположил Белецкий. – Надеюсь, вы же не предполагаете, что он и впрямь впивается в жертв зубами?

– Зубы, конечно, совсем уж дикость, но и перчатка мне кажется сомнительной, – проговорил Дмитрий Николаевич.

– Отчего же?

Руднев постучал пальцем по фотографиям старухи и коллежского регистратора.

– Расстояния между отметинами в обоих случаях абсолютно одинаковые. Маловероятное совпадение, если наносить удар просто рукой.

– То есть вы предполагаете какое-то орудие, имитирующее укус клыков?

Руднев не ответил и отложил лист с подписью «Орудие убийства» в сторону без каких-либо записей.

– Давай про травмы, – сказал он и вписал на соответствующий лист: «Klaffenden Vampirbisse» и «Обескровливание». – Что ещё?

– У последний жертвы были следы падения. Это, по-вашему, важно?

Руднев задумался.

– Это может не иметь никакого отношения к убийству, – сказал он наконец. – Но если имеет… Допустим, коллежский регистратор пытался убежать от убийцы, споткнулся и упал, но тогда вряд ли он бы падал на спину. Другой вариант, это убийца сбивает его с ног, чтобы убить уже на земле… И ведь остальные жертвы, скорее всего, тоже лежали, когда он их убивал? Старуха. Пьяный нищий, – Руднев ещё раз сравнил фотографии. – Он точно наносил удар старухе и молодому человеку из одного положения. Раны расположены идентично.

Белецкий пожал плечами.

– Злодей убивает лежачих? С чего бы это? Нанести колющий удар в шею проще тому, кто стоит, если только вы не бьёте чем-то вроде трости.

– Думаю, дело не в этом, – ответил Руднев, поднимаясь и выходя из-за стола. – Вот я стою. Как бы ты меня ударил? Покажи.

Белецкий оторвался от подоконника.

– С какой стороны? С лица? Со спины?

– Да все равно. Допустим, ты нападаешь сзади.

Белецкий зашёл Дмитрию Николаевичу за спину, ухватил левой рукой поперёк груди, а правую приложил к его шее.

– Как-то так…

– И что произошло бы дальше?

– В смысле?

– Ты пробил мне сонную артерию… Раз, два, – Дмитрий Николаевич досчитал до пяти и сделал движение, как бы начиная падать.

Белецкий машинально дёрнулся его удержать.

– Teufel (нем. чёрт)! – буркнул Белецкий. – Словами бы могли объяснить! Вы имеете в виду, что человек с ранением сонной артерии секунд через пять, максимум через десять, теряет сознание и падает?

– Тут важно другое: чтобы не дать мне упасть, тебе потребовались обе руки.

– Вас бы я удержал и одной, если бы ожидал, что вы сделаете… И, вообще, если я вас уже убил, почему бы меня волновало, как вы там себе упадёте. Ни одной рукой, ни двумя я бы вас ловить не стал. Я бы нанёс удар и отступил.

– Если бы ты был просто убийцей, то именно так, но ты имитируешь вампира.

– И что это меняет?

– Ты не должен оставить кровь на месте убийства! Ты должен её как-то собрать. Это сложно сделать, если твоя жертва сперва стоит, а потом заваливается.

Белецкий содрогнулся.

– Mein Gott (нем. Господи)! А как он это делал, когда жертвы просто лежали?

– Понятия не имею!

– Может, он чем-то зажимал рану? Ветошью, которая впитала кровь?

– Нет, так быть не могло. Хотя бы потому, что крови должно было быть слишком много. А кроме этого, – Руднев выбрал одну из фотографий мёртвого коллежского регистратора уже на прозекторском столе. – Посмотри сюда. Видишь? Здесь видны две небольшие запёкшиеся струйки. Зажимай он чем-нибудь рану, он бы размазал кровь.

– Он же ведь её не пил в самом деле? – Белецкий скривился в гримасе отвращения.

– Надеюсь, – Руднев вернулся за стол, вписал под заголовком «Место убийства»: «Нет крови» и взял новый лист. – Теперь убитые. Все трое – будем считать, что нищий тоже жертва нашего вампира – физически слабые, неимущие люди, на чью смерть не обратят особого внимания.

Руднев сделал записи на листе «Жертвы».

– Но наш убийца наращивает амбиции, – заметил Белецкий. – Смерть нищего никто бы и не заметил. Старуха – под вопросом. А вот мертвого чиновника уже точно не пропустили.