– Я же этого подлеца талантливого еще подростком помню, – он косился на Кузьмина, – сам его в нашу учагу принимал! А потом наставником был! Учителем! Это я его из всех неприятностей вытаскивал и перед руководством за все творимые бесчинства защищал! Я же его на свое место готовил! А чем он мне отплатил? Сначала, гад такой, дезертировал с поля боя, а потом столько лет над родным подразделением как только не издевался! И что мы имеем в итоге, Проша? Этот подлец с легкостью демонстрирует такой запредельный уровень нашего колдунского мастерства, который мне и всем остальным может только сниться! Понимаешь, обидно мне, Проша! Обидно и досадно! А кто Ванюша после этого?

– Кто? – хмыкнул воспитатель.

– Гад ползучий! – и без перехода: – Давай выпьем, Проша?

– За Ваню?

– За него, гада…

Кузьмин, сидевший рядом и все прекрасно слышавший, с улыбкой повернулся ко мне:

– Брюзжит старик, всегда таким был.

– А чего он так напился-то? – спросил я. – По поводу своего фактического понижения переживает?

В этот момент к Владиславу Михайловичу и Прохору протянули свои рюмки разведчики, совершенно при этом не интересуясь содержанием тоста, и на той стороне стола вновь воцарилось взаимопонимание. Кузьмин тоже отсалютовал рюмкой, но пить не стал и ответил мне:

– Да нет, этому понижению старик на самом деле рад. Они же с Пафнутьевым вообще стреляться хотели, после того как ты на них в той общаге в своей привычной манере наехал, а тут так все завернулось, что обоих оставили на прежних должностях, взяли как бы на поруки и заставили отрабатывать свои косяки.

– Так это не их с Пафнутьевым косяки…

– Помолчи, царевич, – поморщился Кузьмин. – Это косяки Витальки с Владом, и точка. А на стакан старик подсел после вечерней тренировки.

– Вечерней тренировки? А меня ты почему не позвал? – возбудился я.

– Насмотришься еще, – отмахнулся он. – Тем более к тебе великие княжны должны были на ужин пожаловать. Короче, как только дежурство в больничке у Лебедева закончилось, и другая смена колдунов на дежурство заступила, я освободившимся приказал явиться в Арсенал, ну и… Лебедев хоть и самый матерый и опытный из всей «Тайги», да и я сделал все красиво для поддержания авторитета учителя, но и ему пришлось без сознания поваляться. Вот он под это дело-то и принял «лекарство», несколько переборщив с дозировкой.

– Ясно, – кивнул я.

– Кстати, царевич, – Ваня ухмыльнулся, – знаешь, что мне Михалыч сказал в конце тренировки? – Я заинтересованно кивнул. – Помнишь, как ты троих Никпаев у «Русской избы» кончил?

– Честно говоря, нет, не в себе был.

– Неважно. Ты тогда еще спешащего на перехват афганцев Михалыча походя загасил, приняв его за еще одного вражеского колдуна?

– Да, мне говорили.

– Так вот, царевич, – Кузьмин смотрел на меня серьезно, – Лебедев сравнил свои ощущения от моего воздействия и твоего и поделился интересными выводами. А они таковы: мое воздействие, если можно так выразиться, грубое, прямолинейное и жесткое, похожее на работу других бойцов «Тайги» и тех, с кем старику за его длинную жизнь пришлось столкнуться, в том числе и батюшек, дома которых они тогда неудачно штурмовали. А вот твое – более мягкое, обволакивающее, проникающее буквально в каждую частичку сознания с подсознанием, и от этого еще более убойное, не оставляющее противнику вообще никаких шансов выжить.

– И что это значит? – не понял я. – Мне, конечно, льстит «убойное» и «не оставляющее противнику вообще никаких шансов», но с чем его едят?

– Может, это как-то связано с тем, что ты на темпе двоиться и троиться стал, или с тем, что частоту меняешь, как будто ключ или пароль к каждому на чуйке индивидуально подбираешь? Не знаю… Эх, царевич! – вздохнул Кузьмин. – Если бы наша Академия наук ввела дисциплину «Колдуноведение», я бы при встрече с тобой воскликнул: «Это моя кандидатская!» – а после всего того, что видел в твоем исполнении, орал бы: «Это же, бл@дь, моя докторская!» Короче, будем разбираться, но в тех источниках, до которых я сумел добраться, ни о чем подобном не упоминалось. Может, с нами батюшки какой инфой поделятся?

И этот хитрый взгляд колдуна…

– Ваня, обещаю, – серьезно сказал я, – мимо тебя ничего не пройдет. Вернее, через тебя, как самого нашего квалифицированного специалиста, инфа и будет собираться, классифицироваться и обобщаться. Кстати, ты уже начал проверять, как в «Тайге» с составлением методичек дела обстоят?

– Да нормально обстоят, сегодня уже глянул, а что толку? – отмахнулся он. – Там все на уровне начальной школы. Есть у меня собственный архив, припрятанный до лучших времен, вот там… – Кузьмин оглядел меня. – Хотя тебе тоже не очень интересно будет, лучше я в натуре все покажу. Помнишь тот наш разговор в Бутырке?

– Да.

– Постепенно всем овладеешь, у тебя получится. И давай уже в общей беседе поучаствуем, а то перед хозяевами неудобно.

В этот момент полковник Литвиненко как раз развлекал всех остальных «веселыми» рассказами об охоте за героиновыми караванами на территории Таджикистана, причем делал он это в своей характерной ироничной манере, не указывая особых подробностей и без привязок к конкретной местности.

– А деньги? Я такого количества и разнообразия не видел никогда! – вдохновенно вещал полковник. – Килограммы налички! Рубли, марки, фунты, лиры, даже американские доллары встречаются! Номера купюр уже давно в протоколах не переписываем, а на все операции с собой счетные машинки берем! Короче, разворошили мы там осиное гнездо, каждый местный бай посчитал своим долгом вой до небес поднять!