— Приветствую великого правителя Заморина, от лица Венецианской республики и её правителя дожа Энрико Дандоло, — проговорил я на арабском, подумав, что раз почти все здесь используют его как международный язык общения, то и Заморин мог им владеть.

— Каликут приветствует смелых путешественников, — густым, приятным голосом ответил он на том же языке, с сильным акцентом, — как я слышал ваша фамилия также Дандоло? Кем приходится вам, венецианский правитель?

— Отцом, о великий Заморин, — просто ответил я.

Он покачал головой.

— Почему же он отпустил в такое дальнее плавание столь юного отпрыска? Или в вашей стране это в порядке вещей?

— Нет, великий Заморин, — осторожно ответил я, — скорее это была моя инициатива, родители были против.

Он заинтересованно посмотрел на меня.

— Даже так. Позволь ещё тогда полюбопытствовать. Твой корабль весьма необычен своим видом, и большинство моих советников говорят, что никогда не видели подобного. Кто построил его?

— Я.

Гости, которые наполнили зал, недоверчиво зашушукались, а Заморин же недовольно нахмурился.

— Мы не очень приветствуем, когда нам лгут прямо в глаза, — мягко сказал он, — поэтому даём тебе шанс ответить ещё раз.

— Мне незачем менять ответ, о великий Заморин, — я пожал плечами, — от кончика мачты до балки киля — это целиком мой проект.

— Тогда наверняка тебе не составит труда провести мне экскурсию по нему? — ядовито поинтересовался он, не веря мне, — и ответить на все интересующие вопросы.

— На всё не смогу ответить, поскольку многое является не моей тайной, — склонился я в поклоне, — но в остальном милости прошу, готов сопровождать вас.

Его бровь даже слега поднялась от такого резкого ответа, но он сдержался.

— Завтра утром тебя устроит? — спросил он, наверняка думая, что за это время я не успею подготовиться к экскурсии и вопросам, если соврал ему.

— Конечно, хоть сейчас великий правитель, — я пожал плечами.

Видя моё спокойствие и уверенность, он даже запнулся.

— Что привело вас в Каликут?

— Как и большинство здесь присутствующих — торговля, великий Заморин. Я прочитал о вашем городе в древних книгах, говоривших о «Городе специй» и решил сделать всё, чтобы вас найти.

Советники, окружающие правителя зашептались, а один подошёл и наклонившись, что-то сказал ему на ухо.

— Ты говоришь о Риме? — поинтересовался он, когда тот отошёл.

— Вы очень мудрый правитель, — склонился я ещё раз.

— Мне сказали, ты принёс дары, но отказался давать их в руки моих слуг, — неожиданно он сменил тему.

— Совершенно верно великий Заморин, — я коснулся мешка, который висел у меня за спиной, — подарки слишком хрупкие и ценные, чтобы доверить их простым людям.

— Да? — тот откровенно удивился, — дороже, чем всё, что ты видишь здесь?

Он обвёл рукой роскошь, которая его окружала.

— Такого, точно нет, — спокойно ответил я.

Его глаза опасно сузились.

— Хорошо, если ты удивишь нас, то я снижу тебе торговый налог до размеров, арабских купцов, если же нет, завтра же ты покинешь наш город, за свою необыкновенную дерзость и спесь.

— Принимаю ваши слова, — в этот раз я даже не наклонил голову. Вместо этого снял мешок, туго стягивающий две шкатулки и достал первую из них, с тремя небольшими зеркалами. Открыв и поставив её перед собой, я дождался, когда слуги аккуратно переступая ногами, донесут её до правителя. Тот взял одно себе, два других передал советникам. Все удивлённо разглядывали свои изображения и его злость стала немного уходить, лицо разгладилось и он заинтересованно посмотрел на вторую шкатулку.

— Ты заинтересовал нас, но этого всё ещё недостаточно, — сказал он.

Я пожал плечами и стал распаковывать зеркало, из второй шкатулки, стараясь не поцарапать его и не задевать руками. Когда полностью освободил его и поставил на подставку из золота, многие из окружающих сделали пару шагов вперёд, чтобы лучше рассмотреть предмет, отразивший в себе часть зала.

Заморин, первый увидев отражение, пощёлкал пальцами и два слуги бросились к зеркалу, подняв и удерживая его с обоих сторон, неся к правителю так осторожно, как только могли, остановившись прямо перед ним. Заморин даже встал с трона, чтобы увидеть себя в чётком и чистом отражении. Вот тут его проняло. Он оглядывал себя, трогал выбеленную бороду, нос, видимо и правда впервые видя так чётко собственное лицо.