— Венецианец-голодранец! — откуда-то сверху услышал я молодой возглас, и остановил отряд. Пытаясь понять, из какого окна было такое крайне смелое высказывание.

Заметив шевеление возле одного из них, я показал матросам на нужную дверь, те бросились её ломать. Но стража, которая вела нас, тут же вмешалась, запретив это делать.

— Меня оскорбили, — нахмурился я, видя, как они заслонили своими телами дверь, — такое нельзя оставить без ответа.

— Господин, кто бы там ни был, он не имел в виду вас лично, — один из воинов хмуро смотрел на окруживших его вооружённых людей. Лица которых были далеко не дружественными.

— Я ясно это слышал, или хочешь сказать, что я глухой? — спокойно поинтересовался я.

— Господин, в городе не очень любят людей из вашего города, — взял слово второй, — поэтому не стоит акцентировать на простом возгласе внимание.

— Хотите сказать, здесь такое в порядке вещей? — нахмурился я, а матросы сделали шаг вперёд. Такие разговоры о родине, мало кому из нас понравились.

— Идите свой дорогой, иначе вас арестуют, — сзади подошёл отряд стражи из десяти человек, которых явно позвал кто-то, увидев затевающийся конфликт.

Я повернулся на носилках к говорящему, удивлённо изогнув бровь.

— Да? Мне стало даже интересно. Поведай мне, как это будет выглядеть. Я сын Энрико Дандоло, дожа Венецианской республики, а это легат Священного престола из Рима.

Лицо офицера подошедшей стражи слегка побелело от прозвучавших имён, но он не отступился, лишь снизил тон.

— Прошу вас господа, не устраивайте беспорядки. Мы проведём расследование, виновные будут наказаны.

Вокруг нас стали собираться простые горожане, поддерживающие криками своих стражников, и выкрикивая гадости, про наш город. Вид людей был весьма недружелюбным, во взгляде которых гостеприимства было ровно ноль. Поняв, что ещё немного и придётся убивать, я махнул рукой, отзывая своих охранников, которые тоже, слыша, как их хают и обзывают, стали озлобляться и хвататься за мечи.

— Мы уйдём, — спокойно сказал я, обращаясь к окружающим нас злым горожанам, — но Венецианец запомнит ваше гостеприимство.

Отвернувшись, и не слушая насмешек, несущихся мне вслед, мы отправились дальше.

— Думаю брат, в пороках погрязли не только священники, — задумчиво сказал я, молчавшему рядом кардиналу, — может убедимся в этом и зайдём в первую попавшуюся церковь?

Он взглянув на меня, задумчиво покивал головой.

— Согласен брат, их поведение далеко оттого, что завещал нам Господь.

Попросив стражей, которые весьма охотно теперь с нами разговаривали, свернуть по пути в любую ближайшую церковь, мы молча рассматривали богатства города, который и правда казался бы величественным и огромным, если бы я до него не побывал в Китае. Сейчас же белые стены красивых домов, выполненных по единому архитектурному плану, никак не сочетались у меня с жителями, которые недружелюбно провожали взглядами нашу процессию, особенно сильно сплёвывая в сторону красных одежд кардинала, что конечно же, он не мог не видеть.

***

Когда мы остановились возле небольшой церкви, то кардинал с ужасом, а я с интересом наблюдал, как из соседнего с ней дома вывались весёлая компания, из мужчин и женщин, которые были весьма навеселее, поскольку пьяные хватали своих спутниц за обнажённые места, громко хохоча от того, как те взвизгивают.

— Вы рядом с домом Божьим! — возмутился кардинал, обращаясь к ним, — как вы можете грешить прямо перед ним?!

— Поп, иди в жопу, — кратко, но ёмко ответил ему один из пьяниц, и они, веселясь пошли дальше по улице, не обращая внимания на грозные крики и призвание кар на их головы со стороны священнослужителя.

— Что-то мне не нравится этот город, кардинал Конти, — заметил хмуро я, когда он прекратил понапрасну сотрясать воздух, поскольку с окна на него кто-то вылил горшок с нечистотами и пожелав в грубой форме ему заткнуться.

Кардинал, со всклокоченными волосами и пеной у рта, повернулся ко мне.

— Рассадник греха! Витале! Как они могут жить погрязнув в пороках?!

— У меня тот же вопрос, — заметил я, попросив внести меня в церковь.

Внутри у этой маленькой церквушки, было очень бедно, так бедно, что я не понимал, на что тут вообще живут. Мой наблюдательный взгляд заметил, что раньше на висящих иконах были оклады, на месте которых сейчас виднелись чуть более светлые места. То же касалось подсвечников и другой церковной утвари. Можно было определённо сказать, что здесь она когда-то точно была.

— С чем пожаловали, сыны мои, — из соседней комнаты вышел старик, в скромной, но чистой робе священника, по местной моде, и удивился увидев нас. Ну точнее сначала кардинала в красных одеждах, а затем меня на носилках, с охраной.

— С оружием нельзя в дом Божий! — тут же запротестовал он.

— Старик у тебя глаз нет? — сварливо ответил я, — специально оставили у двери.

— Почему в доме божьем так скудно брат? — обратился к нему кардинал, обводя взглядом всё вокруг и видимо приходя к тем же выводам, что и я, — прихожане бедны или жадны?