Увидев кружку, Орликов на мгновенье замер, опять как будто натужно что-то вспоминая, и, видимо вспомнив, завыл пуще прежнего.

Аркадий пожал плечами и выпил сам. Усадил Орликова за стол-ондулятор, нащупал под ногами что-то мягкое. «О! ряба! Надо бы её на солнышко, через пару дней свой опарыш будет», – и швырнул её в сторону молодого прибрежного ивняка. В полёте курица как будто махнула крыльями.

«Самому бы не тронуться, – подумал он и сразу вспомнил свой сон про рыбку, – эх, где ты, рыбка золотая, попросил бы за сумасшедшего!..»

Добрый человек с каждым стаканом добреет, злой – злеет. В самом алкоголе ничего нет ни доброго, ни злого, только способность раскачивать уже присущие человеку качества.

По второй Вася с Аркадием, оба добрые, выпили уже вместе. Орёл всё подвывал.

– Ямбар… Надо бы ему всё-таки это… симомс, тогда и в ум вернётся.

– Конечно, верное дело, да ты ж видел, как он?..

– Ну, пусть тогда помучается, а я выпью… можно?

– Добрый ты, Вася… пей, пей, – и снова повернулся к Орликову

– Тяжело, Валерка…– произнёс тот первые разумные слова.

– А как вы думали, Михаил Васильевич? Воскресать – не кнопки нажимать. Будете поправляться? Правильно – не пейте. Нельзя вам пить, Михаил Васильевич.

– К-кому можно…

– Всем, кроме тех, кому нельзя… – Аркадию быстро похорошело, хотелось рассуждать. – Пока мы на реке, надо бы вам заговор от пьянства сделать на речную рыбу. Бабушка соседу по деревне делала. Только нужная живая.

Жалкими, мутными глазами смотрел на него Орликов

– Пока она еще живая, влить в нее водки, поболтать и вылить обратно в стакан…

Орликов вздрогнул и съёжился, как перед ударом.

– …а рыбу приготовить, начитать на нее заговор: "Как эта рыба от водки задыхалась, так чтоб и ты при виде водки задыхался и век к ней не прикасался. Аминь". Потом рыбу съесть.

На словах «рыбу съесть» Орликова словно что-то дёрнуло изнутри, вмиг скрутило в эмбрионную запятую – свалился с ящика, опять неуклюже на четвереньках пополз к воде, и от начавшихся тут же рвотных конвульсий потекла изо рта тягучая зелёная желчь.

– Чем рыбу есть, – сочувственно сказал наблюдавший за экзекуцией Вася, – ты бы ему лучше этой рыбьей водки дал выпить.

– Нельзя. Бабушка говорила, что стакан с водкой обязательно отнести на безымянную могилу.

– Тогда не выйдет ничего. Есть он не может, безымянную могилу поди найди…

– Не силой же вливать! Попросит – нальём.

А у самого Аркадия самогоночка разбежалась по капиллярам, мир из чёрно-белого снова стал цветным и добрым, и чудо воскрешения Орликова казалось теперь таким обыденным делом – ну, воскрес, задышал… а сели б похмелился, то уже бы и сплясал

Разглядел вдалеке чёлн. Лёха уже, наверное, с уловом.

Пока ждал его, смотрел на стайки сеголеток у самой речной кромки, на их синхронные манёвры, размышлял, что никакой команды они друг другу не дают, никакое вещество не выделяют – у них просто на всех одна душа, она и рулит всеми сразу. И не просто рулит этими в стае, но ведь и теми, кто от стаи отбился и плывёт где-то далеко, и этот отщепенец точно так же сейчас повернул направо, даже если там камень или щучья пасть, а может это стая рванула без видимой причины в сторону, потому что в сторону от окунька рванул тот, отбившийся, но ещё связанный с остальными сеголетками общей душой? И это так понятно!.. Никакой тебе скорости света – когда одна душа всё делается одномгновенно.

А ведь и у людей, должно быть, есть общая душа. Близких родственников она держит крепко – недаром мать без всякого телефона знает, когда у него припадок… Дальних – послабже. Род, племя – под одним покрывалом, да и сам народ – потому он и народ, что всё-таки есть у него общая душа, не так она, конечно, рулит им, как этими сикилявками, но – рулит, держит в давно невидимых высях (или глубинах?) всех по своему компасу… потому и народ…

Где она? Какая? Что в ней за сила? Каким местом он к ней привязан… ведь привязан, чувствует же он холодящую дрожь по спине, когда вдруг вспомнил красную воду Ютницы… Может, она, душа, действует через землю – лес, озёра? Может, она, главные струи её, текут реками… Окой… все мещерские реки в неё впадают, Пра… «Ведь земля – это наша душа!» – вспомнил Высоцкого: как просто! Но не только земля, ещё и леса и обязательно – реки, это главное, от чего земля-душа жива, главное!!!

Вася, видя бесполезность своей добродетели, уже не предлагал Орликову – пил сам.

Причалил Лёха. Аркадий – к челну с детским любопытством: что там попалось?

– Я не проверял.

– Куда ж ты плавал?

– Да… – отмахнулся Лёха, а чтоб Аркадий не донимал, согласился взять его на сети.

– А… – сделал жест, понятный всем пьяницам мира – пальцем к горлу

– Всегда.

По ходу вдвоём подняли с колен и посадили на ящик Орликова, мученическая гримаса у того не исчезла, но дополнилась каким-то страшноватым спокойствием, Аркадию даже подумалось, что лучше бы он продолжал выть, не подарок тоже, но понятно по-человечески: из рая да снова в похмельную яму, завоешь.