— Очухалась, — противными, скрипучим голосом, сказал мужик и ехидно заржав добавил — Принцесса.

— Пи-и-ить…,- попыталась озвучить свою просьбу, а сама от страха и отвращения, чуть сознание не теряла.

— Чего! Чего ты там бормочешь.

— Пить, дайте! — уже увереннее и громче как могла, произнесла пересохшими и потрескавшейся губами.

— А-а-а, пить тебе? Ха-ха-ха, а что мне за это будет? — и этот мерзкий упырь, плотоядно обвел меня взглядом, прищурив своий единственный глаз.

— Хилый, что там у тебя происходит, почему так долго! Товар не портить, не то шкуру спущу! — раздался хриплый голос, где-то сверху на палубе.

Хилый перестал лыбиться и сразу изменившись в лице, протянул мне флягу зажатую в грязной руке.

Я сильно хотела пить и преодолев отвращение, потянулась к горлышку.

Успев сделать только пару глотков, как Хилый отодрав от моих губ живительную влагу, рявкнул. — Хватит, — и ехидно улыбаясь облизал горлышко, своим мерзкими языком.

Меня бы стошнило, если бы было чем.

— Куда меня везут?

Мужчина низко нагнувшись, прошептал почти в самые губы. Обдавая смрадным дыханием с запахом перегара.

— Тебе там понравится, крошка. — и заржал во весь свой щербатый рот.

«Вот урод», — подумала я, когда за ним захлопнулась дверца люка.

Через пару часов, смилостивившись на домой меня развязали. Но двигаться я ещё долго не могла.

Конечности отекли о сильно болели, а тело била сильная состояния судорога, отдавая показывающей болью в руки и ноги.

Чувствовала себя немощным, парализованным коленкой. Которого не утопили в ближайшей лужице, только из жалости. Спала я на грязных тряпках, еду мне не давали, только пить и то видно чтоб раньше времени не померла.

Иногда мне так хотелось есть, что я с жадность смотрела на снующих туда-сюда корабельных крыс. Но сил чтобы поймать хоть одну не было.

Глава 15. Невольничий рынок Хантир

От голода и слабости, сознание периодически уплывало и в какой-то момент мне стало всё равно. Ждала лишь, когда окончательно покинет моё бренное тело и отправит душу к Богам Великим.

Но этого не случилось, в следующий раз пришла в себя чувствуя, что кто-то пытался привести меня в чувство, и бил по щекам.

Глаза открыть сразу не получилось но в нос ударил, резкий запах мочи и немытого тела. Затем смутно услышала женские голоса.

Приоткрыв глаза сообразила, что уже не в трюме. А надо мной нависала, какая-то изможденная и грязная женщина. Спутанные волосы немытыми, сваленными прядями висели вдоль худого тела.

— О, очухалась, — скрипучим голосом, сказала женщина или девушка, из-за грязи и ссадин лицо не разглядеть.

— На вот, воды попей совсем отощала.

— Кожа вон какая нежная, и волосы мягкие, небось панночка какая, — отозвалась другая и потянула ко мне свои грязные костяшки.

— Не трогай, — рявкнула первая, ударив любопытную по руке. — Без разницы, всё мы теперь по воле Великих Богов, здесь равные, рабы.

— Где я, — сипло прошептала пересохшими и растрескавшейся губами, попытавшись приподняться.

Мне помогли, ещё две женщины, поддержав с зади и дав воды из ржавой чашки.

— Тише, тише милая, слаба ещё, не трать силы попусту, а то если совсем охляешь, никто нормальный не купит. — и немного подумав добавила — А с твоей внешность, может повезет в наложницы пойти, там и кормят сытно и работать не нужно.

Но из всей речи, что произнесла женщина услышала только слово, купит.

— Купит? Как купит, кто? — женщина также скрипуче рассмеялась, запрокинув голову назад.

— Рабовладелец, на рынке ты, Хантир, — сообщила мне одна из тех, что поддерживала сзади, ее я не видела, но голос у нее был совсем молодым.

Держали нас в огромных клетках как животных, по 10–15 женщин. Прутья их были ржавые, а пол застелен грязной соломой, пропитанной мочой и каловыми массами.

Воздух был сперт, дышать было практически нечем. Есть давали раз в день, какие-то мерзкие помои, но и это было за радость.

Как я поняла, в основном здесь были бедные селянки из захватных земель или бывшие наложницы, надоевшие своим хозяевам.

Но были и те кого продали родные родители. Лиси, была одной из них, ей не было ещё шестнадцати когда она попала в рабство.

Каждый день нас выводили на рынок, и заставляли стоять, а кто не мог лежать на площади. Помимо женщин были ещё мужчины и дети, совсем маленькие чумазые худенькие. Смотря на эти несчастные грустные личика, хотелось обнять, пожалеть, сказать — Всё будет хорошо.