– Все так же как и раньше. Дорогая, он не измениться, каким был таким и останеться. Хватит о нем думать.

– Ну ты то да, все знаешь.

– Тим, – мама мягко положила свою руку на ее, но Тимия сразу же дернулась в сторону, – он всегда был таким.

– Не всегда.

Лицо матери сразу же изменилось, вены вздулись, глаза покраснели.

– Нет. Всегда! И мне лучше знать!

– Все та же старая шарманка.

– Да как ты… – мама дернулась, но забыла про свое кофе и то, как ему и следует делать в таких моментах, упало с ее колен на пол, точнее – на ковер. – Боже! – вскрикнула матушка.

Темно-коричневое пятно стало расползаться по пушистому ковру. Тимия мало разбиралась в кофе, ее мать еще меньше, но обе знали – такие пятна ни к чему хорошему не ведут. Ситуацию надо исправлять, и исправлять как можно быстрей. Тимия поставила свою кружку на столик и побежала на кухню, мама перевернула палас и держала его на весу чтобы капли падали как минимум на паркет. Она выпила немного кофе, но и Тимия немного ей налила, поэтому жидкости как таковой было немного, дорогущий паркет вряд ли сильно пострадает, но пострадает это уж точно.

– Быстрей, Тим! – крикнула мама. – Тим! Оно тут везде.

– Не преувеличивай, – девушка вернулась с чистой тряпкой для полов. Она всегда держала парочку таких из масс маркета на всякий случай. Ведь благоразумная девочка должна быть готова ко всему. Даже к ошибкам ее очень-и-очень разумной мамы, которая, впрочем, в приступе гнева забывает обо всем на свете, – тут немного, не беспокойся. Выжми ковер пока я вытираю пол. Только осторожно, не заляпай его окончательно.

– Д..да, – робость мамы это что-то как раз таки и есть что-то экстраординарное. Хотя нет. В последние годы она все таки смягчилась. Появились новые тараканы в голове по подобию идеальнейшей чистоты… после этой мысли Тимии и стала понятна ее застенчивость в голосе. Конечно. Если еси леди вечно бегающая за чистотой всего и вся вытворяет грязь – она становиться робкой. Мам определенно стала мягче. – Тим, я правильно делаю?

Тимия взглянула на то ЧТО делала мама и прикинула в уме ближайший пансионат и цену за него. Мама, как и положено даме из тех годов и тех трущоб в которых она росла, выжимала белье через все свои старческие силы. “Жидкость есть жидкость” – наверно что-то такое и было у нее в голове когда она скрутила палас в спираль и разнесла кофе по всему искусственному меху. Если раньше этот ковер продавали как “Белоснежно белые просторы зимы” то теперь это превратилось в “Поля на засыпку весной”. Символично? Быть может. Дорого? Очень даже.

– Мама…– смогла только выдавить из себя Тимия.

Не было злости, было только отчаяние и сожаление. Та мягкая перина для ног теперь годится только на выброс.

– Чего? Я же… – и тут до нее дошло, по ее глазам стало понятно что дошло, – ааа… Тим… прости

– Ладно, – Тимия вытерла последние капли на полу, – ничего страшного, куплю новый.

Мама отпрянула в сторону не дав своей дочери отобрать ковер.

– Я все исправлю! – Твердо сказала она. – Знаю одного человека…

– Мам, не надо. Не такой уж он и был дорогой.

Но мама только встала и отошла на два шага назад, к двери.

– Я все сделаю, не беспокойся. Знаю одного человека который мне пальто лет как семь стирает.

– Мам…

Мама однако уже начинала одеваться. Как бы Тимия не хотела быстро ее спровадить, но этот случай это не то чего она добивалась. Мама покраснела как помидор и только что теребила ковер у себя в руках. Тимия предложила положить его в пакет, но и тут мама ее опередила достав из своей ну уж супер маленькой сумочки-барсетки огроменный пакет из целлофана. Завернула в него палас в три погибели и завязала на три узла.

– Я все исправлю, – сказала мама на пороге.

Тимия попыталась обнять мать на прощание, та поддалась лишь немного, в основном то были односторонние объятия, а после провернула ключ и закрыла еще две петельки. День близился к своей середине, но уже был испорчен.

Морозные снежинки врезались в лицо миллионами яростных нападений, а ветер буйствовал до такой степени что было сложно просто передвигать ногами. Такая вьюга поднималась как минимум лет десять назад. Связь барахлила, а свет, в некоротых районах, то выключался,то включался обратно. И не один здравомыслящий человек не вошел бы в такую пургу без хороших на то поводов. Хороших – да, но что же с плохими?

Мысли парня в капюшоне с рюкзаком наперевес только и были заняты плохими вспышками гнева. Гнева и скуки. Самое ядерное сочетание эмоций которое только может придти в голову двадцатилетнему парню. Апатия и злость от этой апатии, безысходность в которой он находился можно было смести лишь таким морозом который стоял на улице. Есть такое дело, что когда все твое тело насквозь пробилось от дрожи твой мозг перестает забиваться “плохими” мыслями. Все что становится нужно сознание это теплый очаг. Но сознание не значит осознание. Поэтому он идет хоть как-то развеется.