В последнее время все пошло наперекосяк. Девушка изменила с лучшим другом, фриланс перестал приносить доход, а картины не покупают. Последнюю он продал какой-то даме с грустным лицом на одной из выставок на которую его позвали друзья из партии. Он конечно далек от политики насколько можно, но когда тебе предлагают впервые в жизни показать свои творения публике – ты соглашаешься. И вот это его коробило больше всего. Вот эти мысли что он за пять лет своей жизни смог продать только два своих труда, а остальные просто дарил “хорошим” и “приятным” людям. Творчество это конечно хорошо, но и художник, вопреки расхожему мнению, не должен быть голоден.

В его животе забурлило. Громко и так сильно что и ветер на секунду стих.

Надо было поесть перед тем как выйти “порисовать”, но… в кармане были деньги только на пачку сигарет. И любой зависимый от никотина человек подтвердит вам что ломка куда страшней холода и голода. Хотя…

Ничего страшного, поест потом, человек может выдержать без еды месяц, а без воды только с неделю. Воды много. Даже слишком. Вон на улице творится черти что, и что-то это на 99% состоит из воды. Были моменты когда он пил стаявший снег, и ничего же – жив. Темная полоса однажды закончится. Вот только это “однажды” надо поторопить.

Человек не находившийся в по настоящему в грустном состоянии, не сможет понять такого человека как он который идет в драных кедах в мороз -30 только “порисовать”. Не сможет ровно так-же как и люди не понимают рыбий язык. Он есть и они им общаются. То ли волнами, то ли вибрациями, но, как ни как, у них есть коммуникативные способности. А вот человек находящийся в чуждом для окружающих состоянии уже с месяц не сможет понять, и даже вспоминить, как ему было хорошо. Парень просто хочет чтобы это “хорошо” было, но не может понять как это сделать. Все что ему доступно это собственные увлечения и хобби которые некогда приносили удовольствие, и сейчас он в который раз попытается их повторить. И бог свидетель, у него это получится. Должно получится, а то…

То ничего не произойдет. Как и всегда он просто придет на доставшуюся от государства комнату и завалится спать. Он много спит в последнее время. И один.

Раньше была Таня, и был Вадим. Теперь это просто Таня и Вадим, а он один. Не один, нет. У него есть друзья поддерживающие его в этот момент. Но засыпает он без нее. И творить не может без нее. Без ее улыбки и краски уже не те. Все стало как дешевая жвачка потерявшая свой, и без того, блеклый вкус. Теперь, это, обыкновенная резина, медленно тянущаяся по его жизни с секунды на секунду, с момента на момент, готовая порваться в случайности.

Поэтому он шел в метель рисовать. На протяжении всей своей короткой жизни ему всегда это помогало. Еще в свои четырнадцать, когда старший показал как пользоваться баллончиком, он начал “вандализировать” серые-бетонные стены приюта, и такие-же серые стены домов когда удавалось из этого приюта сбежать на часик другой. Это называли вандализмом, но кому какое дело до места в котором вообще ничего нет? Эта пустота всегда звала, и это, тоже, сложно объяснить не знающему человеку. Просто, когда он видел очередной дом-панельку, такой скучный и такой тленный дом, он загорался желанием привнести красок в его жизнь, ведь даже дому было скучно и он это своим видом показывал. И да, поэтому его всегда успокаивал звук металлического шарика в баллончике, запах краски, первые штрихи превращающиеся после в рисунок, а рисунок в произведение “своего” искусства. Хотя нет. По началу были только два пункта. А потом уже пошло-поехало, навык, так сказать, отработался.

Но не одним стрит-артом полнилась его душа. Оно начало расти из уличных тэгов и перетекло в нормальную (более-менее) живопись. После – в минимализм. Образы из штрихов, простые фигуры, полнота красок. Так он и стал, очередным, ненужным художником. С двумя проданными картинами! Людям, так или иначе, нравились его работы. В социальных сетях прибавлялась публика, в реальной – стали чаще останавливать полицейские, ну до того момента как он нарисовал свою “последнюю” работу на стене. Последняя, да вот, не последняя, а скорее “крайняя”. Сейчас он опять идет рисовать на пустых, на блеклых, на серых и никому ненужных стенах. Пройдет полгода и его работу закрасят работники муниципалитета, но это и не важно. Он рисует для себя, и идет в этот адский холод тоже только для себя. Ему надо развеяться, а инструменты уже стали покрываться пылью.

Он завернул за угол возле бара “Три сестры”, тут бухают только богачи и их подсосы, местечко явно не для него, прошел метров сто и повернул вбок и налево, тут были старые, и зачастую недобрые узкие улочки и переулки. Ту стену на которой будет красоваться новый рисунок человека под псевдонимом “Арфо”, он заприметил еще когда гулял с Таней год назад. Хорошее было времечко. В Том переулке их постарался ограбить наркоман, но парень постоял и за себя и за свою девушку, а после у них был бурный секс дома как награда. Но то было давно. Вот он поворачивает за угол, а когда его жизнь успела так повернуть? Все ведь было вполне себе неплохо, а она… И он…

Метель превратила этот злачный переулок во что-то похожее на берлогу покинувшею хозяина и переселившееся в городские просторы. Снег забивался в трещины красного камня, углы обледенели, а в тех местах где стены домов соприкасались с бренной землей – стали пологим скатом для новых всадников и приспешников зимы. Он знает что краска плохо ляжет, что картина получится в целом плохой, а он сам замерзнет еще больше прежнего, быть может, даже, его хрупкие и мягкие пальчики приклеятся к металлическому баллончику, но он пришел сюда с одной только целью. И бог свидетель – он ее выполнит! Не очень хорошо, но в полную меру своих возможностей.