Лент переглянулся с отцом – они поняли друг друга без слов, – вот так незадача!

– Нет, – покачала головой Любочка, будто предостерегая их от неверных выводов. И как только поняла! – У чернокнижников должен быть знак, – тихо сказала она, не оборачиваясь. – Потому что он – связь. Иначе они не чувствуют хозяев.

– Татуировка? – живо поинтересовался Лент, но Любочка снова покачала головой, и шёлковые волны каре качнулись из стороны в сторону.

– Не знаю, Лаврентий Петрович, но это для них как воздух, без знака им никак.

Сказала и вдруг заплакала, горько-горько.

Выдерживающий до той поры королевское спокойствие Скорз-старший разом потерял весь свой дипломатический апломб и засуетился, насколько это было возможно в положении сидя, и даже попытался достать платок-паше из нагрудного кармана пиджака, но тот оказался декоративным и до конца не доставался. От этому Пётр Павлович неожиданно растерялся, повесил плечи и залепетал: «Ах-нет-нет, душа моя, только не слёзы».

Да уж…

Стыдящийся своего бессилия, блистательный и непогрешимый королевский советник, переполненный неловкости от осознания невозможности повлиять на ситуацию, вызвал бы жалость у кого угодно. Сжалилась и Любочка. Не могла не сжалиться. Она утёрла слезы, развернулась к своему Петру Алексеевичу, улыбнулась и нежно погладила его по щекам, а потом аккуратно вернула на законное место декоративный платок, чем осчастливила своего избранника несказанно.

Теперь он сиял и целовал ей руки, а Лент стоял снаружи, расплавляясь от жары, и думал почему-то о скоропалительном романе его матушки, знаменитой актрисы, и отца, бывшего в те времена французским дипломатом в Одессе. Сегодня этот роман стал для него несколько понятнее.

– Ладно, поехали по домам, Илья.

Разговаривать ни с кем не хотелось – ему всегда лучше думалось в тишине. Закрыв за собой дверь номера, Лент глубоко вдохнул щедро транслируемое оберегами ощущение защищённости. Да и коричневое заклинание наверняка помогало, хотя Лент его и не ощущал. Всё же негодный из него ведьмак! Столько лет в руководстве кланом – и ни сном, ни духом про магию коричневых, настолько отличную от магии больших кланов.

Конечно, наивно было бы полагать, что у кланов нет друг от друга секретов. О жёлтых, зеркалящих чужую силу, например, до недавнего времени он тоже не знал. Как и об опекаемых ими чернокнижниках. При этом жёлтый клан позиционировал себя, как совершенно открытый, чуть ли не демократический. В противоположность коричневым, которые всегда держались особняком и не афишировали своих порядков. Вероятно, просто были честнее. И это хорошо, потому что с одним из них, с конкретно взятым лешим, Ленту предстояло дружить. И то, что Егор оказался кое-чьим отцом, будучи немаловажным, но не было главным – ведь лесничий понравился Ленту сразу. То есть, если уж совсем честно, то повезло, что так совпало.

За честность Лент выступал в любых отношениях. Помнится, он честно пугал при знакомстве понравившихся ему женщин, что пьёт, курит и женится. Он считал эту формулу самым простым уравнением своего постоянства. Только почему он вспоминает об этом именно сейчас? Курить он давно бросил, напиваться в ближайшее время не планировал… значит, решил жениться?

Похоже, что так. И незачем ходить вокруг да около, путая себя самого. Путаница мешает здравомыслию, как и бесконечные вопросы на уровне подсознания. Нельзя же постоянно ставить под сомнение собственное «я», так и с катушек можно съехать. Да, разговор с Егором откладывать нельзя. Хотя… не в средневековье живём, руки просить не нужно, звание тестя выдаётся нынче автоматически. Говорить нужно с кикиморой.

Эх!

Так уж вышло, что женщины всегда появлялись в жизни Лента органично. Искра была обоюдной. Бегать и добиваться не требовалось, требовалось только ухаживать, но совмещать ухаживания с попытками остаться в живых ему пока не доводилось. Тут он мельком вспомнил Мину и сразу же отбросил этот пример как непоказательный. Всё же она была с ним не совсем собой, больше его покойной женой Анной, в этом переселении душ сам чёрт ногу сломит! К тому же там был замешан жених. Так и здесь не без того…

– Привет, Вик, – номер парня Лент всё же записал. – Ты где?

В трубке шумело и щёлкало, с той стороны связь была громкой.

– Татьяну Павловну везу. Егор Михалыч попросил на станции встретить.

Хорошо, что Татьяна так быстро вернулась из Москвы. Плохо, что она слышит хмурый голос Лента, транслируемый сейчас на весь салон. Он выдохнул и постарался улыбнуться, будто улыбку можно было услышать.

– Ну, не буду мешать. Позвони, как освободишься.

И тут же набрал номер Айи. Та подняла трубку не сразу, и по звукам, доносившимся из телефонной трубки, Лент заключил, что могла и вовсе не поднять. Дамы снимали напряжение. Во всяком случае, звон стекла и легкая музыка в сочетании с женским смехом на заднем плане говорили именно об этом.