— О, я слышу в твоих словах всю заносчивость Рима! — Магон прищурил один глаз, наклонил голову и хитро глянул на меня, будто старый прирученный ворон. Золотые массивные кольца в его ушах качнулись. — Ты объявляешь Рим владельцем Европы. Как будто вы уже завоевали не только Италию, но и Иберию, и Македонию, и Грецию, и даже покорили галлов. А между тем Ганнибал терзает саму вашу плоть, как орел Зевса клевал печень Геракла. И совсем недавно, кажется, Баркид стоял под стенами самого Рима.

По той горячности, что он говорил, мне показалось, что сам он уже не верил в победу Ганнибала и скорее уговаривал себя, нежели меня, поверить в грядущее поражение римлян.

— Видишь ли, Магон, твой Ганнибал совершил роковую ошибку. Карфаген проливал кровь наемников, мы же звали к оружию наших граждан, у вас был профессионалы, у нас — ополченцы. Так было до начала этой войны. Теперь всё переменилось. Мы уже много лет не знаем дома, только сражаемся. Легионы более не распускаются, они спаяны намертво — кровью сражений, дымом костров, ночевками в лагере, в одной и той же палатке зимой и летом. Эта армия стала, будто единый железный клинок. И ни один консул или диктатор не откажется от соблазна призвать под свои знамена ветеранов и пустить клинок в дело. Они будут воевать снова и снова, они добудут новые победы. И все эти страны — Испания, Македония и даже Галлия, — все они придут под власть Рима. И сделал все это один человек — Ганнибал. Он выковал этот новый Рим на поле под Каннами.

Я хотел добавить, что не хочу гибели его города, потому как Карфаген — он как бы отражение Рима. Отражение в мутной и быстротекучей воде. Но все равно — нам стоит иногда глядеть в это неверную воду, чтобы кое-что понять о себе. Но я вспомнил, что должен отослать Магона в Рим и что там он может кому-то передать мои слова, да хоть тому же Фабию Кунктатору. И потому промолчал. Я уже тогда понимал, что мои победы не означают завоевание симпатий в сенате Рима.

Вскоре я отослал Гая Лелия в Город — поведать о нашем походе. Снарядил для него пятипалубный корабль и вместе со знатнейшими пленными (среди коих находился и Магон) отправил в Рим. Сам я пока оставался в Новом Карфагене.

Сейчас главной задачей стало занять моих людей, ибо бездействие опасно для армии на чужой земле. Я расписал каждый день для них, наполнив их часы попеременно трудами и заслуженным отдыхом. Я заставлял солдат тренироваться — один день они пробегали тридцать стадий, причем в вооружении, на другой — должны были чистить и чинить оружие и выставлять его для осмотра перед палатками. Третий день им дозволялось отдохнуть, а на следующее утро они уже бились друг с другом с оружием. Сражались деревянными мечами, обернутыми в кожу и с кожаными шариками на остриях, дабы не нанести друг другу увечий, но при этом разить в полную силу. Так же метали друг в друга пилумы, опять же с кожаными шариками на остриях. А на другой день опять начинался бег. Я не делал различия между гастатами, принципами и триариями, требуя от всех одинаковой выносливости, ловкости, силы, организованности. В самом деле: что за причуда ставить в первый ряд необученных воинов и ждать, пока их перебьют или не изранят. А потом, утомив врага, напоив его своей же кровью, кинуть в бой куда более умелых принципов? Я решил уравнять всех в умении, и новичков, и ветеранов, тем более что я не собирался распускать свои легионы по домам, чтобы набирать их вновь, — еще не один год им предстояло воевать под моим началом. Так зачем мне делить их по умению и ценности? Пусть будут равны в своей силе, в своем мастерстве.

И я добился того, что центурии гастатов уже невозможно было отличить от триариев.

При низкой волне я приказывал выводить корабли в море, дабы гребцы и воины на кораблях тоже постоянно упражнялись и устраивали тренировочные бои.

Я бывал всюду: на потешных сражениях моих легионов, на пристани, наблюдая тренировки моряков, потом шел в мастерские, чтобы проверить, как там ведутся работы, или отправлялся в арсенал, чтобы лично проинспектировать запасы оружия. Потом шел осматривать стены, пострадавшие во время штурма, и указывал ремесленникам, где вести работы. И так с утра до позднего вечера.

Через несколько дней прибыл в Новый Карфаген жених моей испанки. Парень был немногим меня старше, уверенный в себе, порывистый, дерзкий. Красивый на свой варварский манер и конечно же смелый. И, разумеется, не стоящий этой девушки ни на палец. Испанку обрядили в роскошное платье какой-то карфагенянки, старуха-гречанка причесала ее и украсила волосы золотыми лентами. Я подарил ей ожерелье из золотых бусин и оникса. Согласно обычаю вручить невесту жениху должен был отец девушки. Но я, как победитель и господин, вложил ее ладонь в руку Аллюцию, заполучив союзника и командира конного отряда. Но когда я взял ее за руку, чтобы отдать этот дар варвару, мне показалось, что жаркая волна прокатилась от меня к ней. И она почти силой выдернула руку из моих пальцев.

Спустя три дня после ее свадьбы я проснулся до рассвета от тихого шороха. Горел единственный светильник: темнота противопоказана в городе, отнятом у противника. Еще не начинало светать, и я, опасаясь, что в комнату мою проник убийца (ночевал я во дворце, в крепости), схватил кинжал, что держал под подушкой на ложе. Тут в мутном свете светильника я различил силуэт, явно женский. Поначалу по темным одеждам представилось, что это какая-то рабыня явилась ко мне в столь неурочный час в надежде заполучить от нового господина пару монет за услугу. Но тут гостья сбросила плащ, и я увидел, что это вовсе не рабыня-служанка, а моя гордая красавица-испанка.

Так что рассказчики врут: свой приз Сципион в итоге все равно получил.

За день я исписал все таблички и так утомился, будто побывал в тяжкой битве. Но в то же время испытывал подъем, схожий с тем, что ощущал после одержанной победы. Я кликнул Ликия, отдал исписанные таблички, чтобы с утра он все перенес на папирус, а сам удалился в спальню.

Уже перед самым сном посетила меня странная мысль: если вовсе не одерживать побед, не устраивать походы, но лишь описывать все это, как отличить выдуманное от подлинного спустя много лет, когда умрут все ветераны и свидетели прежних сражений?