Это херня.

Сила. Сила, но блядь, неживая! Мертвая! И ради чего?

Бабок? Власти? Статуса и репутации?

Но и они. Такие же неживые. Такие же мертвые!

Только сейчас. Только сейчас вижу. Ясно понимаю. Так ясно, что режет глаза. Как безумно яркий свет в полумраке.

Мы же не живем! Мы же как в склепе. Покойники, что решают такие же покойничьи мертвые дела.

А она…

Она единственная живая! Настоящая! С одного взгляда ее, эту жизнь, настоящую, истинную во мне пробудила!

И, мать вашу, да! Да и тысячу раз!

Это больнее, чем удары, которыми меня Верминский колошматил.

Это, блядь, в сто раз хуже, чем та гребанная пустыня, из которой надо было выбраться!

Это чувства. То, что с детства привык в себе вытравливать.

Иначе сломаешься. Дашь слабину. Сдохнешь.

Но, блядь, это единственное, что способно заставить чувствовать себя живым!

— Прости меня, — едва выдыхаю, падая лбом на ее бледный лоб.

— Прости, любимая. Слишком долго. Слишком долго я дрался с призраками, которые ничего не стоили! Слишком долго не понимал, что ломаю годами наработанное, что считал благом! И что ничего не стоило!

— Бадрид…

— Уйди, Ирма. Просто уйди.

Опускаю пистолет.

Да. В этой ярости я готов был пристрелить не только Гедеона. Всех. Каждого. Кто видел. Кто мог. Но ни хера не удержал!

Но только я. Только я виновен во всем по-настоящему!

И теперь. Когда ее локоны разметались по земле, а лицо покрылось смертельно бледной коркой, я никого. Никого не прощу! И больше всего самого себя!

— Мари!

Единственное, что рвется хрипом из глотки.

Если ты меня слышишь. Если ты и правда любила. Тем, истинным чувством, которое пожирает меня изнутри. Плавит и выкручивает конечности. Тогда ты знаешь. Ты знаешь! Ничего нет сильнее этого яда! Этого безумия! Оно выше. Оно сильнее смерти. Сильнее, мать твою, всего, что есть на этом поганом свете!

И тогда ты меня слышишь! Даже если перешла за грань! Слышишь! Потому что иначе невозможно! Слышишь и вернешься!

Потому что все. Все вокруг ненастоящее! Кроме единственного. Того, что только и может сделать нас обоих живыми!

— Маааааарииииииии!

И я землю жрать готов ради того, чтобы ты ко мне вернулась! Чтобы снова просто распахнула глаза!

Ты знаешь. Ты слышишь. Ведь твое сердце все еще бьется!

И не надо слов! Они все слишком ничтожны! Слишком мелки! Ты слышишь гораздо больше, чем я мог бы тебе сказать!

Маленькая моя. Родная. Нежная.

Обхватываю ее бессильно упавшую ладошку. Прижимаю туда, где рвано лупит о ребра так, что разнесет их на хрен на клочки!

Вот это. Это больше слов. Больше всего!

Ты услышишь! Только ты и можешь это услышать! Вопреки всему!

Услышать и вернуться! Ко мне. И плевать нам на смерть! Да, Мари!?

Костлявая поймет, что ее удел фиаско. Потому что мы. Мы сильнее. Мы в сто крат сильнее ее скучного черного облика и острой косы!

Но ее сердце не отвечает.

Оно бьется тише. Более глухо…

Нет!

Я! Бадрид Багиров! Не привык сдаваться!

Я не отдам тебя никому! Никогда! Даже против твоей собственной воли! Мари!

И я захлебываюсь криком. Глотаю вязкую землю у твоего лица.

Ты не уйдешь.

Никто. Никто не посмеет отобрать тебя у меня!

Никогда!

Я ведь предупреждал. Когда ты переступила порог этого дома. Что больше ты от меня не уйдешь!

41 Глава41

— Переломов нет.

Я жадно впиваюсь в рентгеновский снимок, но все равно ни хрена не вижу.

Будто песка в глаза насыпали.

До сих пор оглушен. Каждое слово будто колоколом отдается. Гудит в ушах.

Белая палата самой дорогой и хорошей больницы залита ярким светом.

А вокруг меня все та же темнота.

Не на больничной койке я Мари вижу. А там. Все еще там. На земле. Изогнутую. Такую маленькую прямо на земле. Дышащую едва-едва. И… И, блядь, не стонущую!

Вот и сейчас. Она не стонет. Не хрипит. Но и не раскрывает глаз! Ни движения!

— Я разнесу эту больницу в щепки, если ты мне не скажешь, что с ней такое! Мы что? Мало вам денег каждый год выделяем на аппаратуру? Или они списываются в чьи-то карманы, а вместо качественной техники покупаете всякую рухлядь?

.

— Вся техника в идеальном состоянии. Собраны все врачи. Ничего нет, Бадрид Каримович. Сильный удар, серьезный ушиб. Но ни одного перелома. Ни единой трещины. Посмотрим на результаты анализов. Возможно, что-то другое дает такое состояние. Но пока… Ничего не видно. Причин того, что она не пришла до сих пор в сознание нет.