Шрифт:
Распахнув глаза ранним утром, я осматриваюсь. Мишки нет, но на обшарпанной тумбе лежит записка:
“Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить. Сбегаю за завтраком. Жди. Вчерашний греческий лежит в холодильнике”.
Живот жалобно заурчал. Я поняла, что, если не съем хотя бы что-то, точно с голоду умру. Поднявшись на ноги, пошатываясь, я иду к холодильнику. Открываю, беру пластиковую тару, в которой лежит вчерашняя еда. Присев на кровать, молча жую, глядя в окно.
Странный вкус у салата. Вроде съедобно, но это точно никакой не греческий, а корм для парнокопытных. Я такое есть не привыкла.
Делать нечего, приходится давиться, если не хочу, чтобы желудок сам себя переварил.
За окном светает. Яркие лучи солнца освещают синее-синее небо. Так начинается новый день.
Интересно, что сейчас делает Карим? С ума наверно сходит? Психует, расстреливает в упор своих подданных, наказывая за оплошность.
Вот бы увидеть его выражение лица.
Так тебе и надо, гад такой! Заслужил, льдины кусок. Локти теперь кусай, но я больше не вернусь!
Пусть теперь Александрочка удовлетворяет твой дикий жор в постели и терпит ледяную черствость. Пусть её дерёт как резиновую игрушку для траха. Без чувств, ласк, прелюдий.
Подумав об этом, я испытала триумф, даже улыбнулась, как вдруг… мой желудок скрутило узлом, я поняла, что меня сейчас вырвет.
Едва успела добежать до раковины. Салат отправился обратно наружу.
Черт! Проклятье!
Быстро умываюсь холодной водой, полощу рот.
Всё-таки мой желудок не принимает пищу “простых смертных”.
Или…
Господи! Я ведь не могла?
Нет, нет, нет!
Какое сегодня число?
Месячных что-то нет давно.
Тошнота частая, слабость неимоверная.
И меня ужасно запахи раздражают. Особенно запах той дурацкой картошки фри. Как будто кто-то сдох у нас в номере под кроватью. И труп вынести забыли.
А потом вспоминаю веселые рассказы Лизки о своей беременности, как её сильно тошнило, как на запахи мутило и она спала сутками напролёт.
В ужасе я почти оседаю на грязный пол как какой-то мешок с соломой.
За голову хватаюсь, присев на корточки, начинаю считать дни, вспоминать, когда я могла пропустить приём таблеток.
Было. Пару раз было… Я просто забыла. Или я вообще могла забеременеть в первую ночь.
У меня нет терпения ждать Мишу. Ну и как я ему скажу? Он меня сразу выбросит вон или прикажет избавиться от ребёнка. Я навлеку на нас беду ещё больше, если Асадов узнает, что я сбежала с его ребёнком в животе. С частичкой его. Его кровью. Его собственностью.
Резко на ноги вскакиваю и вылетаю из номера. Я точно помню, что за углом здания была круглосуточная аптека. Сбежав вниз по ступенькам, вылетаю на улицу и бегу со всех ног, свернув влево.
Точно, как хорошо, что я запомнила. И правда, аптека.
Купив тест, я побежала обратно. Только бы до Мишиного возвращения успеть. Закрываюсь в ванной и разрываю упаковку. Делаю всё, согласно инструкции. А потом жду с ужаснейшим мандражом по всему телу. Я так сильно дрожу, что мне приходится обнять себя руками. Словно здесь температура воздуха как на северном полюсе.
Время вышло.
Я беру в руки тонкую полоску, и… куда-то лечу. Комната кружится, пол и потолок меняются местами, в глазах двоится.
Нет. Не двоится. Это правда!
На тесте появились две четкие, красные полоски.
Вот и добегались…
Поверить не могу!
Я беременна.
От чудовища. Монстра бездушного.
И я не знаю, что мне теперь делать…
Кладу дрожащие руки на живот, мягко его поглаживаю.
Я справлюсь. Мы справимся.
Об аборте не может быть и речи. Это убийство.
Миша примет его. Он меня любит.
А значит и ребёнка полюбит.
Он ведь мой.
И если Миша действительно любит… поймёт.
Глава 20.
Я плаваю в каком-то бесконечном трансе, будто наглоталась сильных транквилизаторов на пару со снотворным. Теряю счет времени, утопаю в собственных терзающих разум мыслях, потому что не могу поверить, что я в положении. Вот именно сейчас! Так не вовремя это случилось.
Как вдруг слышу топот за дверью. Стены здесь картонные, поэтому слышно, как “на ладони”. Он все приближается и приближается. Нехорошее предчувствие резко бьёт по сердцу жаром, разливаясь желчью по венам.
Бах! Бах! Бах!