Я вскрикиваю, вскакиваю на ноги, забиваюсь в угол. Не успеваю среагировать. Дверь с грохотом летит вперёд, ударяясь об стену.

В комнату врывается толпа мужчин в чёрных костюмах.

— Вот она!

— Хватайте!

Боже! Только не сейчас…

Мамочка!

Нашли?!

— Нет! Не подходите! Не трогайте! — выбрасываю руки вперёд, вжимаясь в стену и судорожно трясу головой.

Двое мужланов в три широких шага оказываются напротив меня. Под руки хватают и куда-то тащат.

— Обыскать комнаты! Перевернуть всё вверх дном! Живо!

— Господин приказал найти сопляка! Доставить к нему живого или мертвого!

Нет, Миша! Нет!

Я брыкаюсь, отчаянно вырываюсь. Машу руками и ногами, но меня как какого-то мелкого щенка тащат прочь из номера. Оторвав от пола, несут вниз по ступенькам. Перед глазами мелькает темнота. Все происходит слишком быстро.

Меня поймали. Но как они выследили?

Мы ведь аккуратно действовали.

Неужели засветились где-нибудь на камерах?

От Асадова невозможно спрятаться. Он ведь как дьявол. Всюду отыщет, обладая невероятными возможностями.

Я пыталась сбежать дважды. Ну почему так вышло? Почему!

Миша… Я опять его поставила. Они его точно убьют!

Меня зашвыривают на заднее сиденье большого внедорожника, который стоит напротив отеля.

Точнее, их там стоит несколько — целая армия, подчиняющаяся власти чудовища Асадова.

Я сжимаюсь в комок на заднем сиденье, а по бокам меня зажимают мясистые терминаторы.

Вглядевшись в некоторые лица мужланов, я узнаю в них верных псов Асадова, из его личной свиты.

— Мешок! — командует один из них.

— Руки тоже, — добавляет второй.

Я не успеваю что-либо вякнуть, как мне на голову надевают душный черный мешок, а запястья быстро связывают верёвкой.

— Сиди тихо, — зло предупреждают. — Если жизнь дорога. И жизнь твоего сосунка!

И я сижу. Просто сижу и молюсь, задыхаясь от слёз, от неизвестности.

Проходит несколько минут, которые кажутся мне безжалостной пыткой, я слышу щелчок замка, а потом голос одного из верзил:

— Не нашли. Нет нигде ублюдка.

— Хорошо искали?

— Да все комнаты перерыли в этом гадюшнике, все кварталы вдоль и поперёк прочесали. Будто в воздухе растворился.

— Понял. Тогда оставляем несколько ребят, пусть подежурят, может гниль объявится.

— А с этой что?

Я вся кукожусь от страха, всхлипывая.

— Босс приказал к нему доставить. Целой и невредимой.

— Ясно. Значит поехали.

Дверь хлопает. Заводится двигатель.

Внедорожник газует, срываясь с места, а я отчаянно молюсь, повторяя в уме снова и снова, снова и снова:

“Хоть бы они не нашли Мишу… Боже, пожалуйста!”

Так проходит несколько часов. Вот-вот и я задохнусь. Свежего воздуха катастрофически не хватает, запястья ноют и пульсируют от вязи тугими верёвками, мышцы затекли, а ног я вообще не чувствую. И вижу сплошную темноту. Несколько раз машина останавливалась, меня выводили на улицу, позволяя справить нужду, немного подышать свежим воздухом. При других обстоятельствах я бы никогда не присела под кустиком, будучи леди, но выбора нет. Со мной сейчас обращаться не лучше, чем с бродячей собакой, которой уготована участь быть утилизированной.

Приказ муженька?

Воспитывает значит, страху нагоняет, мстит.

Что ж, если надумает убить, казнить за предательство и непослушание, пускай! Тогда муки мои прекратятся. Лучше умру, чем увижу его в постели с другой. Или то, как он ей знаки внимания оказывает, обласкивая комплиментами, поцелуями. Интуиция кричит, что Асадов будет обращаться со второй женой намного лучше, чем со мной. На зло мне, определённо. Не могу объяснить свои выводы, но они мне кажутся прогнозируемыми.

Машина останавливается. Дверь открывается, меня подхватывают на руки и куда-то несут. Я догадываюсь, что мы поднимаемся по ступенькам. Щелчок дверной ручки. Снова шаги. Меня бросают на кровать в мягкие подушки, чёрство угрожая:

— Лежи здесь. С постели не вставать. Мешок не снимать. Ослушаешься — будешь наказана. Я сижу здесь, на стуле и буду тебя караулить. Кивни, если поняла.

Прикусив нижнюю губу, киваю. Не слышу ничего, кроме гулкого биения сердца где-то в ушах. И снова жду. Неизвестности. Кары небесной.

Через некоторое время раздаётся хлопок. Затем шаги. Уверенный ритм, такой знакомый важных, тяжёлых стуков каблуков.

Я тону в озере ледяной дрожи, ведь я знаю, кто вошел в эту комнату. Я прекрасно знаю эту тяжёлую, всеподчиняющую энергетику.