По условиям, оговорённым организаторами поездки, за чтение лекций в университетах мне выплачивались гонорары. В последний день выяснилось, что за вычетом всех расходов на пребывание нашей группы из четырех человек, сумма, которой я могу распоряжаться, составила сто тысяч долларов. Я решил приобрести в рамках акции АнтиСПИД одноразовые шприцы, и уже через неделю первая партия в сто тысяч одноразовых шприцев поступила в Москву, в одну из детских больниц. Всего было закуплено миллион шприцев, на всю сумму, до цента.

Рассказываю об этом лишь потому, что как раз в тот самый момент, когда я ставил свою подпись на документе, в котором давал распоряжение заработанные деньги истратить на приобретение шприцев, в киоски «Союзпечати» Москвы поступили первые утренние номера газеты «Правда» с перепечаткой статьи о моей поездке из итальянской газеты. В публикации сообщалось, что я все время, пока был в Америке, находился в беспробудном пьянстве. Приводилось точное количество выпитого за все дни. Итальянец явно недофантазировал, подсчитанное могло свалить только слабенького иностранца. А кроме того, оказывается, зря в Москве кто-то ждёт шприцы, я истратил все деньги на видеомагнитофоны и видеокассеты, на подарки самому себе, костюмы, белые рубашки, туфли и прочую мелочь, я не вылезал из универсамов, и только успевал твердить — это мне, это и это! В общем, в статье, очень оперативно перепечатанной «Правдой», я походил на привычного пьяного, невоспитанного русского медведя, впервые очутившегося в цивилизованном обществе.

Конечно, я знал, что моя поездка в официальных верхах вызовет бурную негативную реакцию. Я подозревал, что будут попытки скомпрометировать и меня, и моё путешествие в США. Но что мои недоброжелатели опустятся до столь откровенной глупости и беззастенчивой лжи, честно говоря, этого я не ожидал.

Реакция москвичей и многих-многих людей со всех уголков страны была однозначной. Я получил тысячи телеграмм с поддержкой в свой адрес. Провокация на этот раз не удалась.

Но на этом мои невидимые оппоненты не успокоились. Через какое-то время по Центральному телевидению с предварительным анонсом по программе «Время», что делается крайне редко, была показана полуторачасовая передача о моем пребывании в США. И основным номером программы, ради чего все это и затевалось, была моя встреча в институте Хопкинса со студентами и преподавателями. Я уже рассказывал, что в Америке у меня был сумасшедший график, плюс смена поясов, усталость, недосыпание — все это накопилось до такой степени, что однажды ночью, чтобы хорошо уснуть, я выпил пару таблеток снотворного и моментально провалился… А в шесть утра меня уже принялись будить — в семь одна официальная встреча, а в восемь выступление в институте Хопкинса. Я чувствую, что не смогу подняться, совершенно разбитый. Прошу отменить встречу. Мне говорят — это невозможно, будет скандал, хозяева этого не переживут. Я говорю, что я не переживу сегодняшний день. И вот, абсолютно без сил, собрав всю свою волю, я провёл первую встречу, затем вторую, ну, а дальше было легче, я разошёлся, да и действие таблеток прошло. Ну так вот, именно эту передачу из десятков возможных показало наше телевидение советским телезрителям, причём получив техническую запись неизвестно откуда. Впрочем, можно догадаться, откуда.

К тому же специальные мастера произвели с видеоплёнкой особый монтаж, где надо, замедляя на доли секунды изображение, а где надо — растягивая слова, буквы. Об этом мне сообщили видеоинженеры с Останкино. Они даже написали письмо, которое было передано в комиссию, разбиравшую предвзятое освещение в прессе моей поездки. Но, естественно, этот вопиющий факт с плёнкой разбирать и проверять никто не стал. К тому же главная цель была достигнута, растерянные люди их было не много, но они были говорили: а может, он действительно был пьяный?.. Объяснять, оправдываться я считал неуместным.

Но тем не менее это для меня ещё один урок. С этой Системой, ненавидящей меня, которая следит за каждым моим шагом, ловит каждое моё ловкое и неловкое движение, — с ней нельзя расслабляться ни на минуту. И если бы я знал, что и здесь, на другом континенте, почти сонного, меня сторожат, я бы… А что я бы? Не стал бы принимать таблетку? Да нет, я не выдержал бы без сна. Отказался бы от встречи? И это невозможно. Скорее всего, просто не надо было себя так загонять в этой поездке. Учту на будущее.

А скоро произошёл ещё один эпизод, который гораздо сильнее ударил по мне. И опять это была организованная, чистейшая провокация.

После встречи с избирателями я поехал в машине к своему старому свердловскому другу на дачу, в подмосковный посёлок Успенское. Недалеко от дома я отпустил водителя, так я делаю почти всегда, чтобы пройти несколько сот метров пешком. «Волга» уехала, я прошёл несколько метров, вдруг сзади появилась другая машина. И… я оказался в реке. Я здесь не вдаюсь в эмоции, то, что в эти минуты я пережил, совсем другая история.

Вода была страшно холодная. Судорогой сводило ноги, я еле доплыл до берега, хотя до него всего несколько метров. Выбравшись на берег, повалился на землю и пролежал на ней какое-то время, приходя в себя. Потом встал, от холода меня трясло, температура воздуха, по-моему, была около нуля. Я понял, что самому мне до дома не добраться, и побрёл к посту милиции.

Ребята — милиционеры, дежурившие на посту, сразу же меня узнали. Вопросов они не задавали, поскольку я сразу же сказал, что никому ничего сообщать не надо. Пока пил чай, который ребята мне дали, пока хоть чуть-чуть подсыхала одежда, про себя ругался— до чего дошли, но заявления не делал. Через некоторое время за мной приехали жена и дочь, к прощаясь, я ещё раз попросил милиционеров о происшедшем никому не сообщать.

Почему же я принял такое решение? Я легко предвидел реакцию людей, которые с большим трудом терпят моральные провокации против меня, но спокойно воспринять весть о попытке физической расправы они уже не смогут. В знак протеста мог остановиться Зеленоград — а там большинство оборонных, электронных и научных предприятий, остановился бы Свердловск — а там ещё больше военных заводов, остановилось бы пол-Москвы… И после этого, в связи с забастовками на стратегических предприятиях, в стране вводится чрезвычайное положение. Начинается «вечный и идеальный порядок». Так, благодаря тому, что Ельцин поддался на провокацию, перестройка в стране могла успешно завершиться.