Мимо меня пронёсся сержант Хотько, и я отвлеклась на него. Очень шебутной и активный парень. Энергия в нём всегда била ключом, отчего он часто проваливал задания. Не хватало терпения. Я не видела в нём разведчика. Ему нужно было быть в гуще событий, а не висеть где-то в сторонке от сражения под пеленой невидимости. Мне он тоже не подошёл бы. Его энергетика была слишком раздражающей.

Так и забавляла себя остаток вечера. В каждом я находила какие-то недостатки несовместимые со мной. И так как всерьёз свой "кастинг" я не воспринимала, о Марке больше не думала, как и о причине праздника.

И всё бы закончилось хорошо. Через полчаса я бы спокойно ушла в свою комнату с вполне благодушным настроением, легла бы спать, так и не открыв бутылку. Лекарство ещё действовало, и я надеялась уснуть до того, как эффект пройдёт. Всё же у меня не было цели напиться. Только помочь себе забыться.

Пить успокоительные на постоянной основе я тоже не хотела. Во-первых, и это самое главное, я тогда точно не смогла бы больше летать. А, во-вторых, таблетки притупляли не только боль, но любые сильные эмоции. Чувствовать себя на половину живой, не хотелось. Уж лучше алкоголь.

Но раз в этот день уже была под влиянием лекарств, я не видела смысла пить. Лишь бы выпить для галочки не собиралась, а необходимости не было. По крайней мере, мне так казалось.

Своё мнение я изменила ровно в тот момент, когда увидела Тильда. И не успев осознать, что творю, оценила его, как мужчину. За долю секунды я сделала вывод, что с ним я смогла бы быть. И сформулировала эту мысль не словами, а ощущением. Во мне возник диссонанс аргументов и чувств.

Я отвернулась. Вообще перестала смотреть на толпу, подняв взгляд к потолку. Когда видишь что-то неприятное или ужасное, думаешь о том, как бы это развидеть. Мысли о Тильде были той же проблемой. Как можно это размыслить?

Помимо внешней привлекательности, я знала, что у него мужской характер. Такой, какой всегда мне нравился в мужчинах. И я знала, что он добрый, смелый. Из-за его слишком большого ко мне интереса, пару недель назад, я открывала его дело. Мне было интересно, почему он работал преподавателем в лётном человеческом училище. У него был отличный послужной список. Но получив награду за спасение, был отправлен сюда преподавателем. Было ясно как день, что его сослали. И хоть я и не хотела этого признавать, но его дело вызвало у меня к нему уважение. Он был отличным кронцем.

Вот только меня это не касалось. Никак. И зачем только посмотрела на него!? Теперь не получалось отвязаться от этих мыслей и ощущений.

Наплевав на всё, ушла из зала на улицу. Мне нужно было срочно проветриться и отвлечься. И звёзды были лучшим лекарством.

— Яна, как вы? — услышала со спины Ирину и, не оборачиваясь, ответила.

— Нормально.

— Всё ещё злитесь на меня? — она встала рядом со мной.

— Злюсь, — не стала лгать.

Ирина скептически оглядела меня.

— Незаметно.

— Благодаря выпитому успокоительному вы ничего и не увидите, — повернувшись к ней, пояснила я.

Ирина разочаровано вздохнула.

— Я запретила вам брать отгул не для того, чтобы вы закидывались антидепрессантами.

— А вы думали, я буду лить горькие слёзы при всех? — усмехнулась я. — Мне работать надо было, и делиться с кем-либо своим горем я не намерена.

— А вы не думаете, Яна, что как раз в этом всё дело?

— В чём? — эти таблетки явно тормозили мой мыслительный процесс.

— В том, что вы одиноки. За этот год вы никого не впустили в своё личное пространство. А вам бы просто выплакаться на чьём-нибудь плече. Стало бы легче.

— Мне не надо, чтобы было легче! — ответила резко.

Нависла тишина. Ирина внимательно смотрела на меня, ждала чего-то. А до меня несколько секунд не могло дойти, чего именно она ждала. А потом поняла. Она хотела увидеть в моих глазах осознание того, что я сказала.

— Проблема не в том, что вы не хотите никого впускать в свою жизнь, а по какой-то причине не позволяете себе этого, — пояснила она. — Возвращение к полётам, месть тратхарам: вы считаете единственным правильным завершением своей жизни. Откуда такое самобичевание?

Я слушала её в ступоре. Сердце бешено стучало, как у шкодливого ребёнка, пойманного на подготовке новой пакости. Она озвучила то, о чём я даже думать не смела. Что же она была за ведьма, что так ловко теребила раны в моей душе?

— Вы забываетесь, Ирина. Время, когда вы можете пытаться влезть в мою голову, по понедельникам. До свидания, — не дожидаясь ответа, развернулась и быстрым шагом стала отдаляться от неё.

— Антидепрессанты запрещены при подготовке к полётам. Не боитесь, что я настучу на вас? — чуть повысив голос, чтобы я услышала, сказала она мне вдогонку.